***
В Элберанском Ущелье по-прежнему завывал ветер, заметая серой пылью остывшие тела разбойников. В отличие от уковылявших с пустыми руками подельников, они остались ждать прихода хищников, невольных летописцев угаснувших жизней, которые сделают их очередной тревожно-молчаливой историей этих земель: неприметной костью на обочине дороги, затерявшимся средь камней зубом или плотно уложенным в гнезде клочком одежды. Не потому ли так громко стонал ветер, что знал слишком много того, о чём никому не мог рассказать? Однако не все, кому было суждено стать историей, растворились на узких тропках судьбы…
Одноглазая морда коня нависла над лицом мертвеца с застывшими в перерезанном горле окровавленными пальцами. Осторожно обнюхав полный гнилых зубов разинутый рот, жеребец брезгливо тряхнул головой, а затем, изогнув шею, посмотрел на всадницу: Нактарра недоверчиво озиралась по сторонам. Чтобы вампир не учуял идущую по пятам смерть, охотнице пришлось держать дистанцию, да такую, что амулет безнадёжно остыл, перестав указывать верное направление. Но она не имела права упустить вурдалака. Достаточно было взглянуть на два недавних трупа, дабы осознать простую истину: древнее зло сеяло смерть…
***
Влажный воздух покрывал лицо освежающей прохладой, а шум срывавшегося со скал потока закладывал уши. До этого момента Лайла видела водопады только на картинах. Она заворожённо созерцала, как белая падающая вода, напоминавшая бесконечную шаль, ныряла в пену бурлящего озерца, над которым яркой палитрой красок проступала полупрозрачная радуга. Кисти искусных мастеров не лгали, отражая на холстах великолепие первозданных пейзажей. Но чувство благоговения, неописуемого восторга, когда удаётся узреть чудо природы своими глазами, не могла передать даже самая прекрасная картина. Всё время, пока странники поили и кормили лошадей на лесном берегу, вампирша зачарованно стояла у воды, любуясь живописным видом.
– Какая красота… – будто пробудившись ото сна, наконец промолвила она.
– А я думал, тебя снова паралич разбил, – завязывая мешочек с овсом, усмехнулся ассасин. – Как тогда, в Гвоке, где ты прилипла к причалу и не меньше часа таращилась на море.
– Рэксволд, Рэксволд… – развернувшись, Лайла проследовала к хрустевшей зерном Фелниере, которую Джон кормил с ладони. – Мы выросли в разных мирах – то, что тебе кажется обыденным, восхищает меня до глубины души. И наоборот, – она погладила бархатный нос кобылы. – Я хорошо помню, какими глазами ты смотрел на сокровищницу…
– Было дело, – нехотя признал убийца. – Кстати, не боишься, что её обнаружат и растащат все богатства? Ведь я не единственный проныра на свете.
– Я спокойна. Если кто-то прознает о них и даже сумеет отыскать тайный вход в сокровищницу, то, не зная особенностей секретного механизма, он никак не попадёт внутрь, – услышав стрёкот, вампирша подняла взор к скачущей по веткам сороке. – А отчаянная попытка пробить толстую стену сделает ветхий замок его могилой.
– Коварная, расчётливая принцесса? – отряхивая ладони, заулыбался Джон.
– Не без этого… – игриво ответила Лайла.
Пока спутники разговаривали, Эрминия молча рылась в котомке с провиантом. Заткнув рот пресной лепёшкой с полоской вяленого мяса, она потянула за верёвочные завязки, собрав края сумки в подобие гармошки.
– Эй, кинь мне одну, – обратился к северянке Рэксволд, после чего ему в руки прилетел плотный кожаный мешок. – Ну, можно и так… – распахивая котомку, проворчал он.
Не обошло сумку с припасами и внимание Лайлы с Джоном. После отбытия из Савальхата никто даже крохи во рту не держал, а новые впечатления быстро превратили лёгкий голод в желание сожрать быка. За быка вполне сошла вяленая баранина, прекрасно сочетавшаяся с мучными лепёшками, хоть и стоила в портовом городе неприлично дорого. Разумнее и дешевле было взять с собой сушёной рыбы, но за месяц плавания она осточертела настолько, что раздавай её кто даром – странники прошли бы мимо.
Спустя четверть часа рассевшиеся на земле путешественники ощутили сытую усталость, сразу же напомнившую о прошлой беспокойной ночи и о приближении вечера, который мягкой, приглашающей ко сну поступью взбирался по кромке длинного дня.
– Надо чапать, пока совсем не разморило, – чувствуя, как соловеет взгляд, сказал Рэксволд. – Потихоньку добредём до пихтового леса, а там остановимся на ночлег.
– Да, я не прочь отправиться на боковую, – почти прозевал всю фразу Джон и посмотрел на Лайлу, что согласилась с ним вымученным кивком.
– Слабаки, – затыкая пробкой флягу, бодро бросила Эрминия, хотя сама казалась вялой, как осенняя трава.
– Ага… – с сарказмом буркнул ассасин. – Ты себя-то видела? – спросил он со смешком. – Не глаза, а две щёлки, прям как у рорхского посла. Поехали уже… – убийца тяжело поднялся и лениво направился к жеребцу. – Знаю впереди неплохое местечко: тупиковую пещеру с узким входом, чтобы никакая тварь ночью не подобралась незамеченной. Вспомнить бы только дорогу…
Оседлав лошадей, странники не спеша поехали по берегу к вытекающей из озера речушке. Прямо за ней в золотом свете уходящего дня высился пихтовый лес.
***
Стоя у сырой колеи и поглаживая пальцем зарубки на прикладе арбалета, Нактарра задумчиво смотрела на кучную вереницу уходящих в ельник следов. Лежавшие в ущелье мертвецы не давали ей покоя: неужели вампир избавился от двух своих спутников или же на его пути оказались случайные встречные? Спустя несколько часов преследования память размыла образы скрывшихся из виду всадников, и охотница не могла определённо сказать, какая на них была одежда. В любом случае, помимо четырёх лошадей, рядом с вурдалаком оставался как минимум один человек, который стал свидетелем жестокой расправы. Так кто же он: пленённая гипнозом жертва или идейный приспешник?
***
Перешедших вброд реку всадников приветствовали стройные пихты, протягивая к ним мягкие лапы. В отличие от елей, что, подобно сварливым мачехам, только и ждали повода отвесить колючую оплеуху, их прикосновения казались по-матерински ласковыми. Наслаждаясь этой удивительной нежностью, ладонь Лайлы то и дело скользила по бархатным иголкам пушистых ветвей.
– Почти приехали, – Рэксволд наблюдал вдалеке замшелую каменную гряду, напоминавшую руины старинной крепости. – Мой любимый закуток в Лесу Хельграса. Не думал, что ещё когда-нибудь здесь остановлюсь.
– Хельграса? – удивлённо переспросила вампирша, ощутив пробежавший по спине холодок. – Какое жуткое название для такого прекрасного места.
– Чего жуткого-то? – ассасин устало зевнул. – Название как название…
– Ты не знаешь, кто такой хельграс? – оторвавшись от своего занятия, Лайла смерила убийцу внимательным взглядом.
– Какой-нибудь местный граф, в честь которого назвали лес? И почему меня это должно волновать? – с нотками упрёка поинтересовался Рэксволд.
– Потому что ты далёк от истины, – негромким голосом ответила вампирша, после чего продолжила гладить проплывающие мимо ветви, – и, видимо, не знаком с поверьем об обезображенных душах пегасов… А вы? – вопросительный взор Лайлы коснулся остальных спутников.
– Нет… – примкнул к рядам несведущих следопыт.
Эрминия же едва заметно помотала головой.
– Байки решила потравить? – нашёл в себе силы усмехнуться Рэксволд. – Ну валяй… Только сильно не пугай, а то я запасных штанов не брал.
– Я бы на твоём месте не ёрничала, – тон вампирши стал серьёзным, как приговор судьи. – Ведь если ты видишь перед собой меня, то вполне можешь столкнуться и с чем-то иным, выходящим за рамки твоего понимания, – судя по сошедшей с лица ассасина чахлой ухмылке, аргумент возымел силу. – Говорят, что иногда душа пегаса, погибшего насильственной смертью, не покидает мир, а превращается в хельграса – фантома в облике обтянутого кожей скелета лошади с ободранными крыльями. Одни считают, что феномен связан с происхождением небесных коней: они созданы магией Жизни, и порой она показывает свою обратную сторону – смерть. Другие уверены, что хельграсы – порождение Тьмы, дело рук чёрных магов. Но сторонники обеих теорий сходятся в одном: фантомы являются к потерявшим надежду людям и поглощают их души.
