Что касается соседа слева, то им был тот самый неудавшийся покупатель Черныша и совсем уж невезучий пленник, которого я имел несчастье освободить, — данный факт вряд ли добавил молодому барону любви к моей персоне. А вот ситуация в отношениях с моим соседом справа была диаметрально противоположной. Барон Дарол Блот — почтенного возраста плотный старик — при первой же нашей встрече проникся ко мне самыми теплыми чувствами. Они с моим номинальным отцом были старыми друзьями и прошли не одну битву как в степи, так и в самой империи. Сэр Дарол был человеком незлобивым и отзывчивым, его поместье выглядело ухоженным и хорошо защищенным, а дружина из пятидесяти воинов-пастухов внушала доверие и уверенность в надежной защите.
Немного напрягал нищий вид крестьянских полуземлянок за частоколом баронской усадьбы — около пяти сотен людей жили на грани бедности, но, как выяснилось из дальнейших разговоров, здесь так жили все поголовно. Главной причиной такого бытового примитивизма были те же хтары — зачем строить то, что могут разрушить в любую минуту.
В мой первый приезд барон немного напрягся, ожидая, что я стану требовать назад откочевавших к нему крестьян, но мне удалось быстро успокоить его и «под шумок» облегчения сторговать землю с залежами угля. Там все равно ничего полезного не росло, поэтому барон согласился на символическую плату и разрешение для своего кузнеца ковырять уголь бесплатно.
Барон жил вместе с женой и дочерью — довольно крепенькой девушкой лет шестнадцати. Во время моих приездов она пару раз мелькала рядом то в столовой, то во дворе, так что я успел рассмотреть миленькое личико, которое отнюдь не портила россыпь веснушек. В глазах барона при виде дочери мелькали какие-то странные искорки, которым я не придал значения. А зря.
В поместье Блот меня встречали как родственника, причем любимого.
— Герд, мой мальчик, — раздобревший на склоне лет барон сбежал с крыльца, широко раскрывая объятья.
— Рад вас приветствовать, сэр Дарол. Все ли благополучно в семье?
— Слава святым, все хорошо. Жена недавно выздоровела от простуды. Дочь по-прежнему цветет, — улыбнулся барон, и в его глазах вновь заиграли те самые странные искорки.
— Вот и прекрасно, — улыбнулся я в ответ и, направляемый рукой соседа, прошел с ним к дому. — Сегодня выехал погулять и решил наведаться к вам. К тому же есть одно небольшое дело.
— Ох уж эти дела, — наигранно вздохнул барон. — Хочешь опять обскакать старика?
— Не понял?
— А как еще назвать нашу сделку с углем? Крестьяне уже прогрызли мне череп рассказами о том, как ты обогреваешь свои дома этим проклятым камнем. А ведь даже у меня иногда не хватает дров и приходится топить, как все, — хворостом и навозом. Мои подданные ворчат, что ты теперь будешь драть со старика за уголек по три шкуры.
— Помилуйте, барон, какие шкуры, — добродушно улыбнулся я, заметив хитринку в глазах собеседника. Зря он, конечно, расслабился. — Ваши люди смогут получать уголь совершенно бесплатно. Я прикажу, и в определенные дни карьер будет в полном распоряжении всех, кто пожелает, конечно, только из вашего баронства. Вот оставят четвертинку добытого камня в качестве ответной любезности — и могут все остальное спокойно везти домой и греться в свое удовольствие. Я даже каменщиков пришлю, чтобы помогли сложить специальные печи, и кирпичом поделюсь, почти даром.
Хитрое выражение улетучилось из глаз собеседника.
— Молодец! — Барон хлопнул меня по спине и, казалось, только тут заметил мою броню. — А это что, хтарская «чешуя»? Где взял?
— В бою. Тут ко мне хтары наведались.
— Так, а теперь подробнее, — тут же посерьезнел сосед.
Рассказ о моих последних приключениях затянулся до конца обильного второго завтрака, на котором присутствовали и жена барона, и разряженная как на смотрины дочь.
Сэр Дарол все внимательно выслушал, зачем-то мазнул взглядом по дочери, а затем одобрительно посмотрел на меня. При этом казалось, что он поздравил себя с верно принятым решением. Только тогда до меня начала доходить одна простая истина, поэтому я «вдруг» вспомнил о важном деле и засобирался домой. Даже покупку подходящих для кастрации и переделки в волов быков мы оговорили впопыхах.
Конечно, я догадывался, что браки между дворянами в этих местах не являются слиянием влюбленных душ, а призваны служить скреплению добрососедских отношений, но как-то подзабыл об этом факте. Я не собирался жениться на дочке барона, как, впрочем, и на какой-либо другой. Да и сама девушка не выглядела особо счастливой.
Похоже, одолевавшие меня на обратном пути тяжкие думы отразились на лице как девизы политиков на баннерах, что было тут же замечено Куратом.
— Вот теперь этот сопляк точно будет кусать себя за седалище.
— Не понял, — встряхнул головой я. — Какой сопляк и что за седалище такое?
— Ну, тот барочник, наш сосед слева.
— И с какого это перепугу он должен расстраиваться?
— Так ведь у него с дочкой барона любовь была. Старик после вашей болезни даже решил дать свое благословение, хотя с вашим отцом у него был договор поженить деток. Только теперь ему вот, а не невеста, — с непонятным мне энтузиазмом заявил Курат и совсем уж несолидно, привстав в стременах, хлопнул ладонью себя по ягодице.
Оригинально. Научить их, что ли, кукиши складывать, это как-то культурнее…
— Вот скажи мне, Курат, — немного разозлился я. — А рассказать об этом раньше ты не мог?
— Так ведь договор между вашими родителями еще когда был, — немного стушевался глава казаков, увидев мою реакцию.
— Курат, я из своего детства почти ничего не помню, — постарался я выкрутиться и параллельно подсластить пилюлю. — Вон твою рожу запомнил, да еще Никору, а какие отец там договора договаривал, хоть убей, не знаю. Так что если есть еще что-нибудь такое, так ты сразу скажи, а то однажды выяснится, что я обязан обрюхатить сотню хтарок.
Курат заулыбался — ему понравилась и шутка, и намек на то, что в жизни молодого барона он занимает значимое место.
Ничего дополнительного предводитель казаков не сообщил, хотя и этого хватало. Так что, оказывается, у нервного соседа был вполне весомый повод для ненависти. Я им тут, понимаешь, любовь разрушаю. Удивляюсь, как он не решился на убийство, Ромео недорезанный. Хотя вызов на поединок можно расценивать как покушение, если бы я его так «некуртуазно» не отшил.
За долгим рассказом Курата о моем «счастливом детстве» мы добрались до угольной шахты. Прямая дорога от соседа домой шла вдоль реки, а шахта находилась чуть в стороне, так что пришлось сделать крюк — в связи с новыми договоренностями следовало проинформировать тамошнее начальство.
