Смотрите!
Войдя в открытую дверь библиотеки, они пораженно замерли. Перед ними висела точно такая же картина, только в два раза больше и вся потрескавшаяся и выцветшая, но все же сохранившая то же очарование.
– Это самая ценная картина в библиотеке, да думаю и во всем волшере, – тихим голосом проговорил учитель. – Ей более полтысячи лет.
– Что за плагиат? – не понимающе воскликнул Ян. – Но мы же не были еще в этом зале, и Саша просто не могла подглядеть!
– Неужели не понятно? – спросил учитель. – Если бы Саша даже и срисовала эту картину за два часа, это было бы невероятно. Но она прорисовала все детали с абсолютной точностью. Разве не ясно? Просто-напросто у обеих картин один автор!
Долго молчавшая Саша вдруг быстро подошла к картине и посмотрела в нижний правый угол. Потом оперлась о стенку и сползла по ней, сев на пол и расплакавшись.
Алекс подскочил к ней и принялся утешать. Сашенька, всхлипывая, произнесла:
– Там мой знак – "А" и два сплетенных сердечка. Неужели я такая старая?!
– Ерунда! – нарочито немножко грубо ответил Ян, – ты такая, какая есть, а эти века не имеют значения. Загляни в свою душу, разве она не поет, когда ты творишь такое?
– Да, я была словно пьяная, когда писала ее, – призналась Саша.
– Вот это и есть главное! Твоя душа молода, она хочет любить и быть любимой, она хочет творить и наслаждаться своими творениями, а ты плачешь по какому-то несуществующему отсчету времени! – успокаивал ее Ян. – Нам всем может по миллиону лет, ну и какое это имеет значение? Никакого! От этого нам ни холодно, ни жарко.
– Нет имеет. Вот откуда у тебя эти, так нужные мне слова? – спросила успокаивающаяся Саша. – Мне иногда кажется, что твоя душа мудрее и старше, чем все наши вместе взятые.
– Ну, спасибо, записала меня в старую рухлядь и радуешься? – Ян почувствовал слабый укол обиды, как будто, что-то подобное ему уже говорили, и это его всегда раздражало, но, так и не разобравшись в своих чувствах, он продолжил веселить приунывшую Сашеньку. – Нет уж, я тебе вот что скажу, нет ничего умнее хорошей глупости, случившейся к месту. А вообще-то ты неплохо устроилась – теперь тебя здешние будут на руках носить, как гения изобразительных искусств.
– Я очень боюсь! – Саша встала и схватила за руку учителя. – Не говорите пока ничего о моей и этой картине! Мне нужно самой разобраться в этом всем. Вы сможете рассказать о той художнице, которая написала это?
– Я готов преклонить колени перед Вашим талантом, Сашенька. И просите меня хоть о чем – я готов выполнить любую Вашу просьбу! – несколько напыщенно, но искренне заявил учитель.
– Хорошо, тогда оставим все, как есть, а мою картину спрячьте куда-нибудь до лучших времен! А вы можете сейчас что-нибудь сказать о ней? – Саша кивнула в сторону картины.
– Ну, я немного помню, но могу сказать, что в нашем волшере несколько сотен лет назад жила одинокая художница. Кажется она тоже "пришла" очень молодой и вдвоем с молодым человеком, но потом что-то с ним стало, или их пути разошлись… Не буду врать, но по моему она не долго прожила и то ли умерла, то ли исчезла. Я попрошу подготовить материалы, какие найдутся в библиотеке, к завтрашнему дню, тогда все и узнаем, – учитель взглянул на большие настенные часы и сказал. – Сейчас время обеда. Давайте, сделаем перерыв на полтора часа, а потом опять приступим к тестам на вашу память.
После обеда настало время проверять их способности в музыке. Учитель привел их в комнату, заставленную различными духовыми и скрипичными инструментами.
– Мы специально тестируем сначала наиболее отвлеченные искусства. Они меньше всего стираются при перерождении и легче всего проявляются у "пришедших", – объяснял учитель. – Но вы и сами видите результат, продемонстрированный Сашей.
Так что теперь дерзайте – берите по очереди инструменты в руки, закрывайте глаза и пытайтесь извлечь из них звуки. Посмотрим, что у вас получится!
Первая пробовала Саша. Ей удалось очень даже неплохо сыграть на пианино, но с другими инструментами у нее явно ничего не получалось. Алекс как-то напряженно смотрел на ее попытки, что-либо озвучить, и вытолкнул Яна вторым. Ян ковырялся и пристраивался к разным дудкам, сидел с закрытыми глазами за пианино, но "вспомнил" только взяв в руки гитару, и то так себе – стренькал-таки какой-то мотивчик и все.
Дальше Алексу деваться было некуда. Он направился к щипковым инструментам, взял в руки гитару, сел, закрыв глаза, и коснулся струн пальцами… Ян не знал, что инструмент может каждой взятой нотой говорить, в чьих руках он находится.
Казалось бы, Алекс просто перебирает струны, но певучие точные звуки как-то сами сливались в мелодию, почти не повторяющуюся и не имеющую конца, но содержащую в себе скрытый ритм. Алекс вдруг открыл глаза и раздосадовано сказал только одно слово:
– Нет!
Он снова пошел вдоль ряда инструментов и остановился напротив скрипки. Спустя минуту все слушатели поняли, что было не так в игре на гитаре. Ян, сам того не замечая, вытирал выступившие слезы. Эту музыку было невозможно слушать иначе.
Инструмент то ликовал, то плакал, то срывался в бешенном темпе, то впадал в спокойную летящую эйфорию, и вместе с ним летели их души…
Вдруг музыка внезапно оборвалась. Ян открыл глаза. Сашенька держала свои руки на кистях Алекса, с его левой руки капала кровь. Конечно, его нетренированные пальцы не выдержали, и кожа на них стерлась. Сашенька, которая не отрываясь следила за руками Алекса, первая заметила кровь на струнах и остановила, впавшего в транс музыканта.
– Никогда бы не давал инструмента недоучкам! – наконец, дал оценку игре Ян. – После такого, наверно, все что угодно будет казаться скрипом немазаной телеги.
Спасибо Алекс!
– Не стоит. Я немного не в форме! – усмехнулся новоявленный скрипач, глядя на свои окровавленные пальцы. – И потом, откуда бы брались хорошие музыканты, если бы не мучили сначала всех своим скрипом по нескольку лет?
– Эх, только я один пока что выгляжу полной бездарью! – разочарованно констатировал Ян.
– Не только. Вы забываете меня, – удрученно признал свою бесталанность учитель, но тут же воодушевленно добавил. – Но знаете, найти два таких таланта за один день – это невероятное счастье.
***
Вечером Ян продолжил активную работу по разведке и подготовке своего побега.
Несмотря на весь лоск и показную доброжелательность, некоторые признаки говорили о железной внутренней иерархии в волшере. Он надеялся устроить безопасную жизнь для молодежи, хотя бы за счет их талантов. Но и на счет себя он не сомневался ни минуты. Роль псевдо-Орина не могла тянуться вечно, а раскрытие его настоящей сущности ничего хорошего ему не сулило. К тому же, в нем постоянно жило и немного с каждым днем нарастало чувство, что он нужен где-то за пределами этого волшера.
