— И это был ты, конечно?
Царь Итаки засмеялся.
— Тебя смутило описание? Конечно, это я.
Нестор расхохотался.
— Знаешь, почему она не превратила тебя в свинью, Одиссей? Тебе бы пошло это на пользу.
— Хватит выдумок о свиньях, — оборвал их Идоменей. — Что мы будем делать с пиратами завтра? У меня меньше дюжины людей, способных сражаться, а у тебя команда из тридцати человек. Одна маленькая галера против четырех военных кораблей.
Одиссей вздохнул и повернулся к царю Крита.
— Почему твои люди называют тебя Острозубом? — спросил он. — Я не вижу острого клыка.
— Мне бы тоже хотелось услышать ответ на этот вопрос, — вмешался Нестор.
— На вас обоих повлияла луна? — заворчал Идоменей. — Больше двух сотен бойцов выжидают момента, чтобы напасть на нас, а все, о чем вы можете думать, — это свиньи и прозвища.
— Никто не нападет на нас сегодня, — объяснил ему Одиссей. — Мы — три царя, сидящие у теплого огня. Когда золотой Аполлон поднимется в небе завтра, будет время побеспокоиться о пиратах.
Одиссей приказал одному из моряков принести еды гостям, затем откинулся назад, облокотившись о спящую черную свинью.
— Итак, Идоменей, позабавь нас историей.
Идоменей потер лицо, затем снял шлем и положил его на песок.
— Они называют меня Острозубом, — устало объяснил он, — потому что однажды во время битвы я откусил человеку палец.
— Палец? — воскликнул Нестор. — Во имя богов, человек, ты похож на каннибала.
— Один палец не делает из меня каннибала, — возразил Идоменей.
— Интересная точка зрения, — заметил Одиссей. — А сколько пальцев нужно съесть человеку, прежде чем его можно будет назвать каннибалом?
— Я не ел палец! Я боролся с противником, и мой меч сломался. У него был нож, и я укусил его за руку, когда мы сцепились.
— По-моему, это похоже на поведение каннибала, — сказал Нестор с серьезным лицом. Идоменей зло посмотрел на старого царя, и Одиссей, не в состоянии больше сдерживаться, засмеялся.
Царь Идоменей перевел взгляд с одного на другого.
— Черт побери вас обоих! — воскликнул он, вызвав своими словами новый взрыв хохота.
Моряки принесли им еду, и они ели молча.
— Интересно, почему пираты так обнаглели в этот сезон, — заметил Нестор, когда они поставили пустые тарелки на песок.
— Не следует удивляться: это из-за смерти Геликаона, — объяснил ему Идоменей.
— Что?! — спросил Одиссей со сжавшимся от страха сердцем.
— Разве эта новость не достигла Итаки? Его закололи на пиру в честь его собственной свадьбы, — рассказал Идоменей. — один из членов его команды — человек, которому он доверял. Это прекрасная причина не доверять никому, по-моему. В любом случае, новость о его смерти облетела Зеленое море за эти последние недели. Флот Геликаона больше не плавает. Поэтому некому охотиться за пиратами. А ты знаешь, как они боялись корабля Счастливчика.
— И правильно, — вмешался Мерионес. — «Ксантос» со своими огненными метательными снарядами приводил их в ужас. Все еще можно услышать рассказы о том, как он заживо сжег команду пиратов.
Одиссей вскочил на ноги и ушел от костра. Редкие воспоминания посетили его: молодой Геликаон, прыгающий с вершины скалы в Дардании; сын Лаэрт, умирающий в Доме чумы; Геликаон постарше в Бухте Голубых Сов, влюбившийся с первого взгляда в Андромаху. Все больше и больше воспоминаний охватывало его.
Найдя место подальше от моряков, он сел, глядя на туман и думая о смерти своего сына, о том, какую боль это причинило его сердцу и до сих пор причиняет. Он не понимал до этого момента, что его чувства к Геликаону были так тесно связаны с этой потерей. Юноша, которого он взял на борт «Пенелопы», обладал всеми качествами, которые каждый хотел бы видеть в своем сыне, и его гордость за этого мальчика была огромна.
Отец Геликаона, царь Энхис поверил, что его сын слабый и трусливый, но он ошибся. Геликаон показал себя. Он сражался с пиратами и плавал во время шторма без слова жалобы. Все, что ему было нужно, — это наставник, который верил в него больше, чем бессердечный отец, желавший уничтожить его. Одиссей стал таким наставником и полюбил этого парня.
Именно любовь заставила его пойти на огромный риск, который и сделал из него известного человека, имеющего сильных врагов.
Как такой молодой и храбрый человек, как Геликаон, мог умереть, пока такие старики, как он сам, Нестор и Идоменей, все еще шутили у костра?
С тяжелым вздохом он встал и пошел дальше вверх по скале. Достигнув вершины, он увидел севернее на берегу еще огни: там причалили четыре пиратских судна.
Он постоял немного, наблюдая за ними с мрачными мыслями.
Потом Одиссей услышал шум и обернулся. Черная свинья, таща за собой желтый плащ, поднялась по скале и встала рядом с ним.
— Я потерял сегодня моего мальчика, Генни, — сказал он, опустившись на колени и погладив по бокам животное. Генни прижался к нему. Голос царя задрожал, и он, глубоко вздохнув, попытался сдержать слезы.
— Боги ненавидят плакс, — произнес он со злостью в голосе. Встав на ноги, он мрачно посмотрел на лагерь пиратов. — Ты знаешь, кто я, Генни? Я — Одиссей, Царь лжи, Хозяин историй. Я не буду плакать по мертвым. Я буду помнить о них в своем сердце и проживу свою жизнь так, чтобы они гордились мной. Там внизу злые сыны коров, которые завтра будут пытаться причинить нам вред. У нас нет мечей и луков, чтобы победить их числом, но, во имя Гадеса, у нас есть хитрость, чтобы провести их. Генни, мальчик мой, завтра тебя заберет Ористинес в ленивую и беззаботную жизнь. Сегодня ты можешь пойти со мной, если захочешь, и у нас будет приключение. Что скажешь?
Свинья подняла голову и посмотрела на человека. Одиссей улыбнулся.
— Тебя беспокоит опасность, как я погляжу. Да, это правда, они могут убить нас. Но, Генни, никто не живет вечно.
С этими словами он начал спускаться вниз по холму по направлению к пиратскому лагерю. Секунду свинья стояла спокойно, а затем побежала за человеком, желтый плащ волочился по грязи позади него.
Каллиадес закончил помогать раненым, потом нашел Банокла, который сидел немного в стороне от главного костра и наблюдал за тремя царями. Великан выглядел удрученным.
— Я думаю, что мы рассердили одного из богов, — угрюмо заметил Банокл. — Удача покинула нас, с тех пор как мы уехали из Трои.
Каллиадес сел рядом с ним.
— Мы живы, мой друг. Этой удачи для меня достаточно.
— Я пытался понять, кого из богов мы рассердили, — настаивал великан, перебирая густую светловолосую бороду. — Я всегда приносил жертвы Аресу перед битвой и иногда Зевсу, Всеобщему отцу. Однажды я понес двух голубей в храм Посейдона, но я был голоден и обменял их на пирог. Может быть, это Посейдон?
