— Королева. — С какой‑то нежностью и одновременно не стыкующейся злостью, прошептали ее губы мне в лицо, когда она низко склонилась надо мной, придавив большой и тяжелой обнаженной грудью к земле. — Домой собрался мальчик?
Тонкие сильные пальцы медленно блуждали по моему лицу, словно изучая его. Она навалилась сверху на меня, тяжко придавив к земле и не давая пошевелиться.
— Не все будут рады твоему возвращению барон. — Первый намек на легкую улыбку коснулся ее губ. — Ты даже не представляешь насколько.
— Что тебе нужно? — Я активировал защиту Мака от возможных высоких голосовых модуляций данной особы. — Мести?
— Нет. — Она поднялась с меня, вставая на изломленный, красивый разлапистый маховым плавником хвост, где каждая чешуйка выглядела, словно отполированная золотая монетка. — Но за тобой должок, помни об этом.
Помни об этом. Да уж тут забудешь! Красивое дышащее мощью тело филигранно ушло в муть воды, оставляя меня в одиночестве лежать на берегу перевитого с ног до головы, словно мумия, измазанными кровью тряпками.
Вот так, по собственной неосмотрительности, и из‑за расхлябанных чувств окружающей меня смерти я сам чуть не стал бездыханным трупом, о чем мне не двусмысленно намекнула гарпида своим внезапным и совершенно неожиданным визитом.
Расслабляться нельзя. Хватит уже жевать сопли и, ковыряться в себе, жалея окружающий и бездушный человеческий мир нелепых и бездумных страстей. Есть цель, поставлены задачи и существует жесткая необходимость выполнения возложенных обязательств.
Я абстрагировался от окружающей действительности, дав четкую команду своим спутникам выполнять лишь малую функцию своей легенды и то лишь в случаях, когда этого избежать было уже нельзя в связи с возможным крахом легенды. Так было нужно и так стало, особенно с учетом того, что дальнейшие дни нашего пути уже все больше и больше стали перемежаться остановками не для раненных регулярных войск короны, а для небольших группировок мятежного союза знати и бестиаров. Именно в эти дни я невольно осознал всю масштабность разыгравшейся картины, а именно то, что корона здесь и сейчас была в меньшинстве. Корона явно уступала армии мятежников и чем дальше на север, тем более пугающей становилась людская масса, последовавшая призыву к свержению короля.
Естественно нас останавливали, естественно нас допрашивали, но легенда работала и работала хорошо, ибо стоны раненных не нуждаются в переводе и мотивации либо же в политических и нравственных идеях. Они понятны без слов, а малейшее избавление и минимальная порция надежды для умирающего товарища дорогого стоят, посему наш обоз пусть и медленно, но верно шел к передовой, меняя недели и километры пути, отмечая их свежими могилами и новыми порциями окровавленных тряпок бинтов.
Я немного поплыл во времени, потеряв счет неделям лишь машинально отмечая усиливающиеся по ночам холода и то, что местность вокруг становилась менее обжитой и не так резала глаз сожженными деревнями с обезображенными вздувшимися трупами на дорогах, местных жителей.
А вскоре не обошлось и без драм. А куда же без них? Мы приняли небольшую группу бойцов регулярных войск, где из двух десятков человек, более или менее целыми могли считаться всего двое. А буквально после трех часов борьбы за их жизнь на нашу стоянку вышли мятежники, прямо на операционных столах и наших глазах, обрывая жизни тех, кого мы все это время пытались спасти. И естественно это был не единичный случай, это стало практикой, благо лишь единожды нам пришлось в такие моменты, кровавого безумия, защищать свои жизни, отправив на тот свет небольшую дружину одного из баронов, что решили вырезать как скотов не только израненных солдат, но и подлых лекарей, что посмели оказывать помощь нуждающимся.
Не обошлось и без плановых убийств. Один из разъездов возглавляли два бестиара, этих обмануть было невозможно, я только глянул на их геральдику на щитах, просто и без терзаний давая мыслеречью команду вампирам действовать быстро и наверняка дабы не терять драгоценное время, впрочем, не им одним пришлось побывать в бою. Все отряды, где во главе стоял тренированный рыцарь ордена этих бойцов с нечестью был крепким орешком. Отменные бойцы, что умело и ловко могли реагировать на угрозу, хорошие воины, что при определенном раскладе могли повернуть суть смерти в свою пользу, но их защитные амулеты были практически пустым звуком, когда в дело вступала Адель, могильным холодом навсегда успокаивая их оцепеневшие в ужасе сердца. Призрак работал быстро, призрак работал незримо и бил беспощадно, лишь единожды запнувшись о причудливый узор старинных доспехов, что носил один из рыцарей мятежа. Самое удивительное он даже не был бестиаром, просто старинный доспех на котором был вытеснен замысловатый ряд полу истертых символов сплетенных в причудливый узор, который я потом с пристрастием пару часов не поленившись, изучал, записывая каждый завиток в память Мака, так как это действительно было удивительно и до сей поры, практически единичное проявление слабости моей незримой подруги.
А были еще случаи выбора. Да, злодейка судьба приготовила нам и подобный коленкор, когда мы своим обозом становились свидетелями только–только разразившейся баталии стоя на распутье кровавой сечи, зачастую и в состоянии помочь негласным союзникам, но не решаясь из‑за тотального численного преимущества противника и страха быть раскрытыми когда, за нашими головами целенаправленно отрядят специальный отряд ловчих бестиаров с которыми уже так просто как с единичными встречами не разойтись.
А что делать? Делать нечего. Мы просто останавливались в стороне, наблюдая за бойней и потом, по завершению, излечивая страждущих мятежников, так как пленных те не брали.
Да уж, что не говори, но путешествие вышло то еще. Такой бодрой порции цинизма и любви к обще человеческим ценностям я бы наверно не получил работая даже патологоанатомом безвылазно двадцать лет кряду. Полное обесценивание человека, просто потрясающее неуважение к жизни, когда за тебя даже ломаного гроша не дадут при кровавом размене заточенной стали.
Все тлен и прах и все пустое…
Кроме звука армейского горна в хрустальной тишине спящего лагеря измученных солдат. В начале пятой недели пути, проведя пол ночи, у операционного стола сшивая и стягивая горячую плоть покалеченных, мы проснулись в лагере мятежников ранним утром от звука армейского горна, от знакомых моему слуху тональностей латунной трубы, что возвестило собой начало дня и окончание нашей тяжелой дороги.
Лагерь мятежников с северо–восточной стороны обступали четкие и верные ряды пехотного полка, что видимо прямо с ночного марша разворачивали свои ряды в боевые шеренги. Четко, дружно, слаженно, с минимальными задержками, просто загляденье, противник всем своим видом создавал контраст баронским дружинникам, что после ночного сна, словно сонные мухи в какой‑то неуместной суете пытались хоть как‑то организоваться перед предстоящей битвой.
