стен ямыня[2], щедро залепленных листовками с изображениями разыскиваемых преступников. Большая часть бандитских рож, намалеванных на кусках дешевой бумаги, выглядела настолько непохожими на человеческие, что юноша задался вопросом, чем же вдохновлялся неведомый художник на службе городской стражи - описанием ли зверодемонов из “Путешествия на запад”, раскрашенными ли масками оперных персонажей, либо же и вовсе пьяными бреднями. Внимание Сяо-Фаня привлекли два объявления, выделяющиеся из общей массы как величиной наград, так и качеством портретов. На одном была нарисована явная женщина, пусть и не менее страхолюдно выглядящая, чем весь прочий набор разыскиваемых стражей звероподобных харь. Злобно скалящуюся с листовки разбойницу звали “Янь, грабительница могил”, и награда за нее была повыше средней на порядок. Другое же объявление отличалось качеством выполненного портрета, что изображал, впрочем, вполне заурядную физиономию.
“Интересно, местные воры приплачивают портретисту за изображение себя в наиболее выгодном свете, или он сам такой противник законности?” задумался юноша, ухмыляясь своим мыслям. “Шанс кого-то распознать по этим шедеврам крайне мал. Всего один из разыскиваемых на человека похож, остальные как из Диюя сбежали. С некоторой вероятностью можно узнать Янь-гробокопательницу, но только из-за того, что в криминальной среде Лояна процветает мужской шовинизм, и она одна тут женщина. Ну, еще родимое пятно у нее заметное, но это вполне может быть клякса, посаженная гением-художником.”
Он остановился у лотка торговца сладостями, и прикупил у добродушно улыбающегося старичка памятное лакомство из детства - палочку с нанизанными на нее засахаренными ягодами боярышника. Сяо-Фань успел сжевать один красный шарик, наполнивший его рот кисло-сладкой свежестью, когда его внимание привлекла сцена, разворачивающаяся неподалеку, на широком деревянном помосте, используемом бродячими артистами, сказителями, и тому подобным людом, что зарабатывал на жизнь, развлекая народ. Протолкавшись сквозь толпу встревоженно переговаривающихся зевак, юноша подошел ближе.
На помосте стоял пожилой мужчина в свободной одежде, удерживающий в руках затупленный меч. Он явно был одним из бродячих артистов, зарабатывающих на жизнь показом приемов боевого искусства. Странствующий танцор с мечом что-то объяснял наседающим на него четверым типам, но без особого успеха. Пусть лицо артиста было умоляющим, а поза - наимирнейшей из возможных, четверка сомнительных личностей лишь распалялась пуще прежнего.
Эти четверо и сами напоминали не то актеров, не то оперных певцов, не закончивших переодеваться к представлению. Один, карлик с чрезмерно большой головой, с трудом удерживал в коротких руках тяжеленный деревянный молот. Другой, мужчина в красной жилетке и с длинной косой, глядел на мир с устало-брезгливой гримасой, словно пытаясь изобразить скучающего вельможу. Третий, щуплый юнец с самодовольной физиономией, постоянно приглаживал стоящую стоймя прическу, грозящую без этой поддержки рухнуть ему на лицо. Последний, тощий и лысеющий, опирался на “меч ущербной луны” - древковое оружие в виде сабельного лезвия, насаженного на длинный шест. Он что-то втолковывал артисту с мечом.
- …Мое же имя - Цзя Юньчан, разрубающий пятерых тигров и шестерых драконов, рассекающий солнце и луну! - услышал Сяо-Фань его полное невероятного самодовольства представление. - Как ты смеешь, жалкий подражатель, бахвалиться своим ничтожным умением перед нами, Четырьмя Великими Драконами, Затмевающими Горы, да еще и деньги за это требовать!
“Цзя Юньчан? ‘Поддельный Гуань Юй’[3]? Серьезно? Угораздь моих родителей меня так поименовать, я бы держался подальше от древкового оружия вообще, и ‘меча ущербной луны’ в частности, во избежание ассоциаций,” Сяо-Фань, не сдержавшись, громко рассмеялся. Тип, обозначивший себя как “поддельный Гуань Юй”, обернулся в его сторону с сердитым недоумением на лице.
- Кто это смеется над четырьмя героями? - вопросил он, преувеличенно хмурясь. Толпа вокруг Ван Фаня немедленно раздалась в стороны - пусть четверка и вела себя нелепо, оружие двоих из них было настоящим, и опасным даже в неумелых руках.
- Это был ты, наглый мальчишка? - остановил на Сяо-Фане взгляд “поддельный Гуань Юй”. - Видит небо, твои родители дурно воспитали тебя. Придется преподать тебе урок вежливости.
Веселая улыбка юноши поблекла при упоминании его родителей. Вздохнув с притворной грустью, он обернулся к стоящим поодаль людям. Один из зрителей в первых рядах толпы, совсем еще маленький, с интересом и ожиданием глядел на Ван Фаня, цепляясь за полу халата своей матери. Юноша подошел к нему, и, дружески подмигнув малышу, протянул ему палочку с засахаренным боярышником. Тот с радостным удивлением на лице ухватил лакомство, и немедленно сунул одну из ягод в рот. Сяо-Фань же легкой походкой приблизился к помосту и одним движением вспрыгнул на него, своим немалым весом заставив ветхие доски содрогнуться. Четверка задир, осознав размеры своего оппонента, несколько стушевалась.
- Назови свое имя! - потребовал большеголовый карлик, сжимая рукоять молота.
- Сяо-Фань, - добродушно улыбнулся юноша. - Безвестный простолюдин без роду-племени.
- Могучим воителям, вроде нас, постыдно будет марать руки о безызвестных юнцов, - с плохо скрываемой опаской высказался тип в красной жилетке. Он все еще пытался удерживать на лице брезгливую гримасу, но без особого успеха. - Проваливай, как там тебя, Сяо-Вань. У нас важная беседа с этим актером, потерявшим чувство меры.
- Конечно же, - сквозь дружелюбный тон Ван Фаня проглядывала ирония. - Я немедленно исчезну, не смея и дальше мешать доблестным воителям, - он насмешливо оскалился, и не думая дальше скрывать свое пренебрежение. - Но сперва… - он шагнул чуть ближе к “четырем великим драконам, затмевающим горы.” Те невольно отшатнулись назад. - Вы извинитесь перед этим уважаемым господином за оскорбления, - он кивнул в сторону актера, что, пользуясь случаем, отступил назад.
- А еще, вы земно поклонитесь мне, и извинитесь за слова о моих родителях. Иначе, “могучие воители”, - последние слова Сяо-Фань произнес крайне издевательским тоном, - я оскорблю вас действием. Прямо сейчас, - он демонстративно хрустнул костяшками кулаков.
- Ах ты… да как ты смеешь! - злость преодолела опасение в сердце “поддельного Гуань Юя”, и он шагнул вперед, перехватывая “меч ущербной луны” поудобнее. - Сейчас я тебя проучу, ты, малолетний…
Он не успел договорить - Сяо-Фань шагнул ему навстречу, шлепком ладони сбил в сторону тяжелое лезвие его оружия, и, продолжая движение, наградил Цзя Юньчана сильным ударом в грудь, вышибившим воздух из его легких, и бросившим его на доски помоста. “Меч ущербной луны” гулко лязгнул, скатившись на мостовую. Тройка подельников упавшего подалась назад. Коротыш с трудом волок свой молот, парень с нестойкой прической принял вычурную боевую стойку, делая замысловатые движения руками, а тип в красной жилетке подпрыгивал на носках, двигая корпусом из стороны
