Значит, у нее абсолютно нет слуха. Гаян с тоской посмотрел на блистающий океан. Плавание обещало быть нескучным.
Пегое предместье встретило Тибора заунывными криками лудильщиков, галдежом малолетних попрошаек и собачьим лаем взахлеб. Попрошайки клянчили у доброго господина монетку, собаки облаивали троллей. Обычный аккомпанемент.
Пестрые дома лепились вдоль широкой, но не мощеной улицы вкривь и вкось, уводящие вглубь извилистые переулки наводили на мысли о засадах и непотребных приключениях. Приличному человеку тут ловить нечего, но Тибор с оравой своих троллей не принадлежал к категории приличных людей.
Он повернул в закоулок, к линяло-красному двухэтажному строению под вывеской «Червонный замок». На вывеске намалевано что-то зубчатое с башнями, рядом любовно изображен таких же размеров окорок. Как хочешь, так и понимай.
В полутемном зале пахло мясной похлебкой. За окнами в мелкий переплет сквозили какие-то очертания – больше ничего не скажешь, до того грязные стекла.
Из недр заведения вышел худой старик в стеганом кажлыцком халате с торчащей из прорех пожелтелой ватой.
– Здравствуй, дед Гужда.
– И ты здравствуй, Тибор. Опять с оглоедами своими пожаловал? Где ж на них всего напасешься…
– Не вопрос.
Тибор бросил на стойку увесистый кошелек, дед тут же схватил его цепкой сморщенной лапкой.
Немногочисленные утренние посетители друг за дружкой потянулись к выходу, дожевывая на ходу и стараясь держаться на расстоянии от оглоедов, ввалившихся в «Червонный замок» следом за Тибором. Старый Гужда, наблюдая эту картину, осуждающе покачал головой. Внакладе он не останется – после отбытия опасных гостей завсегдатаи вернутся, а доход за ближайшее время будет втрое больше, чем при обычном раскладе, даже с учетом сволочной привычки Тибора проверять счета, – но все равно не мог сдержать неодобрения.
Внутренняя комната, обитая кажлыцкими коврами, изъеденными молью до белесых залысин, за минувшие полгода ничуть не изменилась. Окно еще мутнее, чем в общем зале. Из стены выпирает раскаленный бок чугунной печки.
Служанка принесла подогретого вина с пряностями, перечных колбасок, лепешек с толченым орехом и сыром.
– Стало быть, жди беды? – отхлебнув вина, прищурился дед Гужда.
– Какой беды? – флегматично отозвался Тибор.
– Раз ты приехал – значит, кому-нибудь несдобровать.
– Не тебе ведь, – хмыкнул гость. – Тебя, дед, никто не трогает. Главное, ребят моих хорошо корми.
– Это уж да, твоих ребят не покорми, так они самоуправно кого хошь слопают без соли. Вели им не безобразить, чтобы люди не обижались, а то мне с соседями ссориться не с руки. Это тебе хоть бы что – сегодня здесь, завтра там… Дворянином-то еще не заделался?
Тибор молча усмехнулся. Дворянское звание для не шибко любимого младшего родственника было заветной мечтой деда Гужды. Наверное, чтобы после хвастать перед теми же соседями.
– А чего так? Неужто не сподобился за свою бесчестную службу?
– Дед, я никому не служу. Я работаю по найму.
– Нанимает-то тебя не абы кто. И слыхал я, что платят тебе поболе, чем всякому другому такому же.
– От кого слыхал? Хороши у тебя колбаски…
– Так людской болтовней земля полнится. Слышь, если бы ты присягнул кому надо, из тех, то есть у кого до тебя нужда, и получил бы за это благородное звание… Разве так нельзя?
– Можно. Но не нужно.
– Кому не нужно?
– Мне. Имел я их всех. Они платят, я выполняю оплаченную работу, и пусть радуются, а служить я согласился бы разве что самому Хальнору.
– Куда загнул… Не боишься, что Вышивальщик тебя услышит? Он ведь безглазый, но не глухой. Как поймает на слове, и тогда придется тебе, Тибор, лоток с кошачьим дерьмом выносить да водицу в миске менять, потому что Хальнору Проклятому никакая другая служба нынче не требуется.
– Ничего не имею против, – ухмыльнулся Тибор.
Вполне может статься, что для выполнения очередного щекотливого поручения ему придется влезть в шкуру прислуги при каком-нибудь зверинце. Камышовых котов если содержат в неволе, то в королевских условиях, хотя что бы звери болотные понимали в серебряной посуде и бархатной обивке, которую они когтями дерут без зазрения совести.
Кстати, о поручениях. Пора на встречу с персоной, соизволившей пригласить его в Эонхо по конфиденциальному делу. Боги, тошно-то как… И напиться категорически возбраняется, не тот случай.
Мунсырех, старый шаман, задремал, еле уместившись в огромном кресле в углу. Остальные тролли, разбившись на четыре компании, резались в шагды, залихватски щелкая по столам узорчатыми деревянными плитками. Чем бы ни тешились, лишь бы не пошли по округе колобродить. Тибор поступил практично, приохотив их к несложным интеллектуальным играм.
Окликнув Онгтарба, вожака, он попросил, чтобы до его возвращения или до пробуждения шамана никто из трактира носа не высовывал, и отправился на встречу.
Столица за время его отсутствия не изменилась, да и куда ей меняться? Все так же холодно блестят под пасмурной облачной пеленой серебристые кровли и шпили в центре города, все те же толпищи народа на улицах и загаженные голубями статуи на перекрестках, все та же грязь. Среди многоэтажных доходных домов и вычурных дворцов даже сонные хоромины не особенно выделяются.
Тибор остановил наемную коляску, доехал до Денежной площади и оттуда, мимо обнесенного неприступной стеной Монетного двора, мимо аляповатых, как театральные декорации, купеческих особняков – до белого аристократического квартала с изысканным названием Ландышевый Вертоград.
Слуга сказал, что о нем будет доложено, а пока господин может принять ванну, отужинать, посидеть в библиотеке. Как обычно. Ванна и библиотека – это хорошо. В ущельях Явады, где он с середины осени рыскал со своими троллями, выслеживая и истребляя ухмыров, ни того, ни другого не было.
Когда стемнело и заплясали огоньки свечей, отражаясь в сусальном золоте потолочных карнизов, в душу заползла тоска. Тоже как обычно.
Тоска бывает разная. Тибору досталась грязновато-зеленая, липкая, холодная, с омерзительным привкусом. От нее только одно спасение – напиться до невменяемого состояния, но для этого не время и не место.
Впрочем, Тибор давно уже с ней свыкся.
На следующее утро за ним прислали закрытый экипаж. К средству передвижения прилагался длинный плащ с капюшоном, в этом одеянии его можно было принять за монаха или за палача.
Типичный эонхийский двор-колодец, стены до того обшарпанные, что приходит на ум «мерзость запустения» и прочее в этом роде. Добела выцветшая, в потеках, штукатурка местами обвалилась, открывая темную кирпичную кладку – словно прорехи на застиранном исподнем белье. Под стеной шеренга помойных баков, возле остановилась длинная телега. Мусорщик с подмастерьем орудуют лопатами, за ними присматривают четверо стражников и некто в ливрее. Улицы не видно, внешние ворота наглухо закрыты, внутренние настежь, в полумраке под аркой поблескивают алебарды.
