Теплый водопад окутал плечи, стало легко и весело, словно в танце, и господарка сакацкая соскочила с камня и пошла, потом побежала вперед к упивающейся победой твари.
— Барболка! — крик Пала резанул по душе и стих.
— Барболка, нет! Неееет!!! — Миклош, а ему-то что до нее? Сына б лучше стерег…
Плач Лукача, конское ржанье, шум ветвей, лунные искры в глазах, сзади ничего нет, впереди — ведьма. Глаза зеленые, словно зацветший, становящийся болотом пруд, богатые серьги, дареный знатным полюбовником золотой браслет… А жемчуга ветряного не хочешь, гадина ты ядовитая?!
Как втекло в руки белое ожерелье, Барболка не поняла, но изловчилась захлестнуть им полную белую шею. Мельничиха рванулась, заревела дурным голосом, выронила ребенка, замолотила по воздуху серыми копытами, в нос ударила вонь век нечищеного стойла. Исчезла Магна Надь, ровно никогда не бывала, только седая ослица рвалась с жемчужного повода.
— Мармалюка! — кто кричит? Миклош? Пал? Она сама?
Чудище из ночных мороков клацает бурыми зубами, из ноздрей валит ледяной пар, руки немеют, но она сдержит мармалюку, ведь там, сзади, Пал…
Охотнички Боговы, помогите! Как она оказалась на плешивой жирной спине? Как держится? Мармалюка визжит, бьет задом, скачет на четырех ногах, вскидывается на дыбы, но она не выпустит тварь, ни за что не выпустит! Ослица ревет, срывается с места, несется сквозь черный сгнивший лес. Впереди — болото, голодное, страшное. Откуда оно? Рядом с Сакаци — горы, горы и лес… Надо спрыгнуть, но нельзя, ночь не кончилась, мармалюка вернется, второй раз ее не поймать.
Серая, бугристая равнина, жидкие камыши, под нечистым льдом — бездонная прорва, в ней так долго умирать… Трещит, ломается ненадежный весенний лед, чавкает под копытами проснувшаяся топь, всплывают со дна, лопаются черные пузыри, глаза ест зеленый дым, сердце сейчас разорвется… Не сердце — связавшая тварь ветряная нить. Звон лопнувшей струны, разлетаются в стороны белые, теплые искры, наливаются рассветной кровью, падают на лед, в воду, в грязь. Вскрикивают и смолкают колокольчики, растет, приближается бурая полынья, длинная, похожая на сапог, над ней пляшет, кривляется зеленое марево. Мармалюка визжит, рвется вперед и тает, растекается липким гнилостным туманом.
Щетка болотной травы, несытая, холодная жижа, пустота, паденье… Охотнички боговы, как же страшно! Мамочка, Пал!.. Все.
Одинокий крик, смерть, тишина и красное небо над черным зубчатым лесом. У любви, у счастья и у боли одно имя — Барболка. Теперь Пал Карои это знает, но почему?! Почему она, а не он…
— Пал! — Матяш, откуда он здесь? Сам молодой, а волосы совсем белые, — Пал, что с Барболкой?!
— Умерла…
Она умерла, а он прозрел, когда Барболка на краю пропасти выкрикнула его имя. Прозрел, сквозь горы увидав ее смерть, узнав, что певунья с пасеки была именно такой, какой он видел ее в своих снах. До последней черточки! Старая поляна вернула ему свет и забрала Барболку. Зачем ему свет?
— Нет! — закричал побратим, сжимая кулаки — неправда, не верю!
Матяш может не верить. Счастливый, он не видел, как погибает его любовь, а он видел и ничего не мог… Не остановить, не прикрыть собой, ни хотя бы умереть.
— Это неправда, — повторял Матяш, — почему она?! Почему не я?
Так ты тоже ее любил, побратим? Что ж, значит и тебе теперь жить лишь половиной сердца.
— Бери лошадей, Мати, надо идти.
— Дядька Пал, я не Матяш…
Миклош?! Сын Матяша? Конечно…
— Ты похож на отца, только Матяш так и не поседел.
— Поседел. В той битве, когда тебя… Охотники Боговы!
Пал обернулся. Миклош стоял и смотрел туда, где еще вчера зеленело могучее дерево. От вековой ели остался один лишь ствол, лишенный ветвей и коры. Заря заливала белую колонну кровью, острая черная тень казалась клинком, рассекшим поляну и их с Миклошем жизни на две неравные половины. С Барболкой и без нее.
Громко и требовательно заплакал ребенок, Миклош бросился к сыну. Не к сыну, у серого валуна заходилась криком крестьянская девчушка. Миклош Мекчеи поднял малышку на руки. Ни одна смерть не станет концом для всего мира. Будут плакать дети, вставать и садиться солнце, ерошить конские гривы ветер, будет скакать по кругу вечная охота. Из весны в осень, из осени в весну.
В синем небе радуга, радуга,
Кони пляшут, радуйся, радуйся
В синем небе ласточка, ласточка,
Ты целуй меня, целуй ласково…
Черные крылья волос, алые зовущие губы, в глазах летят, смеются золотые искры и звенят, звенят дальние колокольчики. Барболка!
«В 331 году умер господарь наш Матяш Медвежьи Плечи, и по воле Создателя стал над нами сын Матяша доблестный Миклош Белая Ель. В двадцатый день Весенних Молний въехал новый наш господарь на вороном коне в свою столицу, и было с ним множество доблестных витязей, и первым из них следует назвать господаря Сакацкого Пала Карои, разбившего по осени безбожных гайфских разбойников к вящей радости своего господаря и всех добрых людей… »
Хроника монастыря святого Ласло Алатского
Мармалюка — ослица-оборотень, похищающая детей. Обладает мстительным нравом и ненасытностью.
В Алате лето начинается в Соловьиную ночь (ночь летнего солнцестояния), осень — в Золотую ночь (осеннее равноденствие), Зима — в Седую ночь (зимнее солнцестояние), весна — в Березовую ночь (весеннее равноденствие).
Гици (гица) алат. Господин, госпожа.
Местный обычай. Если невеста — девственница, ее окровавленная рубашка вывешивается на заборе, что б об этом знали все. Если девушка потеряла девственность при помощи местного господаря, тот платит мужу за рубашку выкуп.
Семилучевая звезда, надеваемая на ребенка в знак принятия в лоно святой церкви.
