Первым делом я разделил и рассеял магические нити и лишь потом принялся за подсчет ущерба. Самой неприятной выглядела длинная неровная рана от хвоста на едва поджившей после Ящера ноге. И чем она им всем так нравится! Остальные повреждения были не столь серьезны, зато многочисленны. Где-то зацепили хвостом, где-то когтями, где-то остался глубокий ожог от пасти, не говоря уж о такой мелочи, как содранные о чешую кулаки. А еще я чуял, что встреча с сушляками – далеко не последняя. Сейчас они удрали, но обязательно вернутся, стоит показать им слабину.
Всю дорогу до выхода мне чудился еле слышный цокот когтей далеко позади. Ну уж нет, твари, не сдохну, даже не надейтесь! И не такие пытались извести.
По пути я решил подвести хоть какие-то итоги боя, который с натяжкой мог сойти за магический. Теперь я понимал, зачем создают всевозможные мечи, копья и прочее артефактное оружие и почему им не брезгуют порой сами чародеи. Голыми нитями драться не то чтобы неудобно – почти невозможно. Это меня улица приучила соображать быстро, чем, кого и как можно отправить к Небесным Родителям. Какой-нибудь желторотый чародейчик в зеленой мантии, не державший оружия за пределами тренировочного зала, не протянул бы на моем месте и нескольких мгновений. Хотя… Что я себя обманываю! Желторотый чародейчик имеет в своем распоряжении штуковины посерьезнее жгутов силы.
Другая проблема заключалась в том, что мои нити поражали исключительно себе подобное. Сквозь живую плоть зверей они проходили свободно. Боевые заклинания устроены как-то иначе. Да взять хотя бы то, что заменяет «собачкам» зубы! Жжется почище раскаленного прута. Разобраться бы еще, в чем тут дело…
За паутиной заклинания меня поджидала растрепанная, напряженная Кирия. Увидев, как я ковыляю, придерживаясь за стену, по уши в крови и светящейся зеленоватой дряни, заменяющей таковую тварям, девушка охнула и принялась спешно открывать проход. Лишь когда я пересек невидимую обычным людям черту, отделяющую магические подземелья от безопасного затхлого отнорка, Кирия вдруг побледнела и, не говоря ни слова, осела на пол, сотрясаясь в беззвучных рыданиях.
Известие о болотных тварях Угорь встретил скорее с любопытством, нежели с тревогой. О подробностях встречи с сушляками мы, разумеется, умолчали, но совсем скрыть происшествие было невозможно.
– Звезды помогли, – покачал головой бандитский князь. – Было бы на редкость скверно потерять ключ внутри катакомб.
В этот момент я искренне порадовался, что никогда не знал своего отца. Куда лучше вообще никакого не иметь, чем того, который заботится о сохранности ценного артефакта сильнее, чем о жизни своего ребенка.
Не знаю, что сильнее мешало мне уснуть в ту ночь: боль, чуть притупленная маковой вытяжкой, или догадки о том, что и как надо исправить в нити, чтобы получить плетенку боевого заклятия. Проверить их хотелось настолько, что несколько раз я чуть было не забылся, начав плести нити прямо здесь, наверху. Лихов лекарь залатал мерзкую рваную рану на ноге, ожоги от «зубов» саднили нещадно, но главный рабочий инструмент, магический дар, на сей раз остался невредим. Ходить получалось с трудом, однако забегов взапуски я устраивать не собирался и потому решил не тратить время впустую.
По привычке Кирия двинулась вдоль полок, выбирая книгу, чтобы скрасить ожидание, но я ее остановил:
– С сегодняшнего дня я хожу один. Там слишком опасно. Взять с собой под щиты я тебя не рискну, мало ли что приключится. А снаружи… Могу и не успеть. Проводишь до входа, а вечером встретишь.
Девушке не слишком понравилась моя идея. Подозреваю, подземелье с сушляками вызывало в ней куда больше симпатии, нежели «гостеприимство» отцовского дома. Но я был непреклонен.
Конец нашему спору положила картина, обнаруженная у выхода в катакомбы. Вчерашние знакомые сидели по ту сторону охранного заклятия, как верные сторожевые псы. Я на скорую руку соорудил один короткий жгут и продемонстрировал его тварям. Те поспешили отбежать на безопасное расстояние, но совсем не убрались.
– Делаем так, – заявил я своей спутнице. – Идем к лестнице, ты пробуждаешь ключ, а затем расходимся. Ты наверх, а я сюда. Нужные линии я вижу, так что проход открою без проблем, а артефакт оставлю по эту сторону. И чтобы без меня даже не думала им пользоваться! Если что, зови Угря, пусть уж его сожрут. Глядишь, дышать станет легче.
Кирия взглянула на меня серьезными и, как мне показалось, слегка виноватыми глазами.
– Ксилиан, я должна тебе кое-что сказать. Протяну еще – снова засомневаюсь. Промолчу – буду корить себя. Но если ты хочешь выжить, не говори никому о том, что видишь плетенки.
– И из-за этого пустяка стоило вчера упрямиться? – рассмеялся я. – Право, это последнее, о чем надо заботиться. Достаточно и того, что кто-то проведает о самом даре.
Кирия мотнула головой:
– Ты не понимаешь. Это слишком большая редкость и слишком большая ценность. Я провела среди магов достаточно времени, чтобы узнать некоторые вещи, малоизвестные за пределами их круга. Если хочешь, я расскажу тебе все, о чем знаю.
– Поговорим, когда вернусь, – кивнул я.
Твари провожали меня до самого зала, держась на почтительном расстоянии сзади.
До самого вечера я как проклятый корпел над нитями. Перерыв, занятый прогулками по катакомбам, возымел свое действие. Сходство с кишками мое творение утратило, распределение силы внутри стало почти равномерным, и я даже пошел на рискованный опыт: сотворил самостоятельное заклинание. На гордое звание плетенки это «произведение» не тянуло, представляя собой простое замкнутое колечко, не годящееся даже для освещения. Но я был горд безмерно: кривое, косое, неровное со всех сторон, оно приглушенно мерцало, плавая в воздухе на уровне моей ладони, и не проявляло ни малейших признаков скорого рассеяния. Это зрелище казалось мне прекраснее всех плетенок из центра катакомб, вместе взятых. Мое первое заклинание. Завтра можно будет продолжить опыты с нитями, попробовав изменить их свойства. А на сегодня у меня оставался один крайне любопытный разговор.
– Мои знания отрывочны, – призналась Кирия, удобно устраиваясь в плетеном кресле на небольшом балкончике, выходящем во внутренний двор.
Я сел напротив, по дороге набрав с собой полную пригоршню засахаренных фруктов. Возможно, в детстве я просто недоел сладостей, но они оказались единственным из здешних изысканных угощений, пришедшимся мне по вкусу. Девушка это тонко подметила и припасла к моему приходу огромную вазу с лакомством. Мои действия заставили ее сдержанно улыбнуться.
