Глава 10
Мухи слетаются на мед
Как только такси остановилось во дворе строений 7/9 по Палихе, Витя Шелковников попытался пулей вылететь из него, чтобы, как в иностранных фильмах, успеть открыть противоположную дверцу перед своим хозяином. Но быть вечером таким же проворным, как поутру, после того, как в течение дня тебя столько раз кидали на пол и били об стенку, оказалось делом затруднительным. Все-таки юный бомж силой духа преодолел мольбу тела о покое и побежал открывать дверцу, но Недобежкин вылез из такси без его помощи.
– Где же ты будешь спать? – вслух задумался аспирант. Ведь нельзя же было приглашать Витю в кладовую сокровищ, в которую превратилась его комната.
– Не волнуйтесь, Аркадий Михайлович, у меня есть апартаменты, прямо над вашими, в мансарде. Раз уж я ваш сек ретарь, то должен жить в мансарде.
– В мансарде?! – повторил аспирант. – Зачем же в мансарде? Теперь, с твоими деньгами, ты можешь устроиться хоть в гостинице „Россия". Зачем же ты будешь лишать себя человеческих условий.
– Клянусь вам, Аркадий Михайлович, у меня там абсолютно человеческие условия! – испугался Шелковников, что Недобежкин захочет отделаться от него. – Совершенно че ловеческие условия: тихо, много места, свежий воздух. У меня там в уголку, в укромном местечке, матрасик, газелей, я даже ночничок провел – люблю читать на сон грядущий. Клянусь вам, там хорошо, а чуть что – палкой мне в потолок посту чите, и я к вашим услугам.
– В мансарде, ну что ж. Для начала неплохо! Каждому свое. Начать можно и с чердака, а кончить в канаве, – задумчиво резюмировал аспирант, сам не очень-то вдумываясь в смысл своих слов.
– Зачем вы так?! – впервые за весь день проявил ранимость души юный любитель кинематографа. – Ведь канавы есть только в поселках городского типа, а я хочу умереть в столице, на белых простынях, чтобы меня хоронили великие актеры. Знаете, Феллини…
Шелковников даже прослезился от удовольствия, мысленно побывав на своих триумфальных похоронах. Недобежкин с удивлением подумал: „Интересно, парень не то что бы боится умереть в канаве, а мечтает умереть знаменитым актером. Сколько же идиотов! Бог мой! И я кому-то кажусь таким же идиотом". Но вслух он произнес:
– Знаю, знаю Феллини, как же, третьего дня выпивали с ним!…
– Правда?! – глаза Шелковникова расширились. – А, это вы так шутите. В самом деле, он же сейчас в Италии. Наша пресса сразу бы сообщила.
Они поднялись пешком по лестнице на пятый этаж, и тут у двери в квартиру девяносто один их пути разошлись. Не-добежкин вошел в свою квартиру, а Шелковников на цыпочках стал подниматься на чердак и в темноте заскрежетал ключом, который ему дал участковый.
– Это ты? – шепотом спросил Дюков, как только бомж появился на чердаке.
– Я, Михаил Павлович, я! Честное слово Шелковникова – это как клятва Герострата.
– Гиппократа! – поправил его участковый. – Это клятва врачей, а не воров, а ты не врач, а врун.
– Почему это я врун? – в темноте обиделся Витя.
– Потому, что ты – вор! – прямолинейно, без всяких академических выкрутасов резал соскучившийся сидеть в засаде Дюков.
– Я не вор, товарищ начальник, я врожденный артист, а воровать меня заставляли обстоятельства. Вы знаете, Станиславский!…
Но, как и Недобежкин, так и Дюков на этом заходе резко оборвал артиста и по-отечески ткнул его под ребро.
– Заткнись!
Витя, которого за день столько раз били, пусть не сильно, но чувствительно, к вечеру ощущал в теле некоторый дискомфорт, поэтому он взмолился.
– Михаил Павлович, вы же на страже закона, зачем же вы наносите мне моральные травмы? Меня сегодня три раза билн! – пожаловался он майору.
– Вот теперь ты дело говоришь! – обрадовался участ ковый. – Ну, делись соображениями. Артист – это, прежде всего, психолог и знаток жизни, наблюдательный человек.
– Я, Михаил Павлович, очень наблюдательный человек, мне и Кренц в НТК всегда говорил: „Наблюдай людей, Витя!"
– Ну!
– Значит, так, попали мы с ним на бальные танцы. Там собралась вся мафия вокруг какой-то проститутки по имени Завидчая. Хахаль у нее Артур. Жутко красивая девка эта Завидчая. Она там голая ходила, все с ума сошли. Ей дали первое место. Недобежкин – не тот, за кого себя выдает. Вы говорите, он аспирант. Нет, Михаил Павлович, я сначала тоже думал, что он аспирант, а он там, в закутке, двух ликвидаторов так сделал, что я и не заметил, как это произошло, они еле поднялись. Потом у дверей одного подрезал. Видели бы его – бык! Прямо, как Шварценеггер. Знаете Шварценеггера? Этот Шварценеггер как бросится на Недобежкина, а он его – хрясть! И тот на колени и головой – ему в ботинки. Честное слово, он бы их всех там положил, да седой вмешался. Вылитый „Крестный отец" – Иван Александрович. Я и фамилию узнал – Лихачев.
– Ты чего болтаешь, я видел этого Недобежкина! Не похож он на супермена.
– Как змея, Михаил Павлович, как змея. Шш! Чах! То головой, то хвостом! И два – трупами. Завтра заключитель ные соревнования по „латине" н награждения.
– Может, он каратист? – засомневался Дюков, сердце у него начало радостно замирать. – Неужели по-настоящему повезло? Серьезное дело. – Дюков боялся поверить в удачу.
– Ездят на двух „Чайках", семь „Волг", у них тут все куплено, номера „люкс".
– Номера запомнил?
– Запомнил.
– Так, так, – Дюков обрадованно наморщил лоб. – Драгметаллы, коррупция, проституция, следом появятся валю та и наркомания, – он сладострастно прикинул, что если все пойдет так, как обещает пойти, триумф его веревке обеспечен.
– Как же их всех повязать разом? – участковый на мгновение задумался. – Ага! Бальные танцы!
В голове его мгновенно созрел план: всех апологетов наручников во главе с министром внутренних дел, всех начальников управлений, а также всю верхушку советской и международной мафии заманить зрителями на конкурс бальных танцев. После чего на глазах начальства разом перевязать весь преступный мир с помощью простой веревки по методике Дюкова.
Участковый мечтательно посмотрел в слуховое окно на луну.
Дюков вдруг испугался, что опять, в который раз, дело окажется пустяковым: вместо награбленных миллионов – всего лишь сотни тысяч, вместо организованных кланов – малочисленные банды, вместо спрута коррупции, проникшего во все поры государственного н министерского аппарата, – мелкая сеть взяточничества.
– Господи, если ты есть, – взмолился участковый, – пошли мне настоящее дело. Ведь ты же все видишь. Ты же видишь, что истина в веревке! Почему же ты дозволяешь управленцам так глумиться надо мной?! Во славу твою. Гос поди, дай мне доказать им истину.
