"Не огнедышащий", — мимоходом отметил Феликс, когда сквозь разбитое днище просунулась тусклая морда ящера и раззявила пасть. Ни огня, ни плазмы, только смрадное дыхание и немного гари. "И маленький какой", — тут же внесло подсознание свою лепту.
Тем хуже — чем меньше, тем проворнее. Здоровенные, вроде Янтарина, могли одной фугасной волной разнести пол-Говерлы… и погибнуть от единственного точного удара даже не меча, а подобранной с земли палки. Всего-то и надо, что пробраться под передние лапы и ткнуть под чешую с левой стороны, там где бьётся двойное сердце. И ничего тот же самый Янтарин не сделает, слишком огромный и неповоротливый. В общем-то, он ничего и не сделал, когда кто-то штрыкнул его стрелой под ребро. Даже всадница Фиона не смогла защитить своего дракона. Не успела. Но королева расплатилась жизнью за то, что отвлеклась в бою, а дракон отделался всего лишь одним из сердец.
А вот эта тварь размером с лося, ей и огонь не нужен, чтоб раскурочить всё в радиусе пяти миль. Рогатая башка, когтистые лапы и шипастый хвост в ближнем бою куда опасней тяжёлой боевой туши золотого дракона.
Где-то на заднем фоне метались люди, кричали, суетились, бросали в дракона копья, а бледный Хольт тянул на себя заклинившую дверь, совершенно не обращая внимания на бесившегося над каретой дракона. Тот тоже не обращал на него ровно никакого внимания, перенеся весь свой интерес на застывшую в дюйме от клыкастой пасти жертву, отчаянно зажмурившуюся и не дышавшую. В руке блеснул кулон. Дракон осклабился, удовлетворённо заворчав и придвинул чешуйчатую морду вплотную.
— Бегите, — одними губами шепнул Хольт, но его не услышали. Дракон медленно ткнул Феликса в руку, почти чиркнув по открытой коже выступающим над верхней губой кривым клыком. Выдул струю тяжёлого гниющего воздуха, разметав рыжие волосы, вдохнул их аромат в себя, словно смакуя момент. Седые зрачки расширились. Дракон по-птичьи затянул глаза веками, будто прищурился, окинул окаменевшую жертву подслеповатым взглядом.
…Десяток воинов стоял вокруг раскуроченной кареты, бессильно наблюдая за беснующейся тварью, в одну минуту разнёсшую в щепки практически весь багаж. Тихо умирала покалеченная лошадь, получившая от дракона когтистую оплеуху, так же тихо шипел раненый стражник, нетвёрдыми руками зажимавший располосованное бедро. К Говерле уносилась перепуганная голубиная стая, вырвавшаяся из клети. Покорёженные тушки их неудачливых товарок безжизненными тряпками валялись под ногами — дракон отщёлкивал зубами вьющихся у морды птиц. Неожиданно карета ещё больше накренилась под весом вползающей внутрь гадины. В Хольта словно черти вселились, он наконец-то выдернул проклятую дверцу с мясом, отшвырнул её в сторону, не слишком заботясь о том, в кого угодил, и ломанулся внутрь. В тот же миг дракон отпрянул от раскуроченной кареты, оттолкнулся от земли и взмыл к облакам.
— Ну почему я постоянно застаю вас в компании с какими-то бабами?!
Русалки брызнули в разные стороны. Гельхен остался безучастным истуканом, застывшим по пояс в воде. Фелиша зло сощурилась, без всякого смущения рассматривая голый торс. Под левой лопаткой багровел короткий крученый шрам, словно кому-то было мало просто пырнуть наёмника, нужно было ещё и провернуть лезвие. Фелиша поёжилась. Толк в шрамах она знала, не даром общалась с ребятами Диметрия. Как Гельхен вообще только выжил? Обрывки рубашки уплывали вниз по течению — обычно русалки топили своих жертв, защекотав или просто приложив голышом по затылку, но сегодня им хотелось излить своё буйство иначе. Хорошо хоть рубашкой дело и ограничилось. Пока.
— П-шш, человеческая девка, — презрительно скривилась одна из речных жительниц, выплывая из своего укрытия за огромным валуном. Немного замешкалась и тут же получила в лоб увесистым камнем.
— Только суньтесь, — мрачно предупредила девчонка. К её ноге такой же угрюмый и нахохленный жался птах. Перья его, как и при первой встрече, стали уныло-мшистыми, крылья налились багрянцем, на них время от времени вспыхивали колючие сырые искры. Мокрый и сердитый. Но подойти к нему и уж тем более обидеть взятую под охрану нахалку речные жители не смели — вода и огонь слишком разные стихии.
Ещё один камень свистнул в воздухе, стукнув невменяемого наёмника по голове. Серые глаза мгновенно вспыхнули, включились.
— С возвращением, — буркнула Фелиша, перекидывая в руках ещё один голыш. Так, на всякий случай.
Гельхен медленно повернулся к девчонке, задумчиво оценил камень в руках, провёл рукой по затылку, всё ещё гудевшему от удара.
— Я подумала, раз уж вам так не хочется видеть меня у воды, вы можете закрыть глаза, — рыжая вызывающе вздернула подбородок.
— Сама закрой, — буркнул мужчина, выбираясь на берег и с удивлением обнаруживая клочки рубахи у камыша. — Маленькая ещё…
— Я вас умоляю, — Фелиша закатила глаза. О том, чем мужчины отличаются от женщин, она узнала ещё в десять лет, когда вместе с Феликсом пробралась к речке за городом полюбоваться весенними купаниями девиц. Девиц там не оказалось — вместо них на противоположном берегу рыбачило с десяток мужиков. День выдался жарким, не удивительно, что некоторые из них решили принять ванну.
Гельхен устало потёр виски. Вода с него лилась ручьями. Штаны прилипли к ногам, кольцо на поясе опустело. Фелиша молча подошла к камышам, пошуровала там рукой и вытащила за волосы шипящую русалку. Так и знала, что никуда не денутся — уж слишком луна сегодня сумасшедшая, вытесняет остатки здравого смысла, не позволяет удрать под безопасную корягу и пересидеть там.
— Верните имущество, пожалуйста, — вежливо попросила она. Русалка мелко оскалилась. — Ответ неверный. Филя…
Птица, не смотря на нелюбовь к полётам, перепорхнула на плечо и встряхнулась, осыпав взвизгнувшую нелюдь колючими потрескивающими искрами. Гельхен мимоходом отметил, как безропотно подчинился его питомец, с полуслова сообразивший, что от него требуется, и как спокойно отнеслась девчонка к огненной магии — искры не жгли кожу, не раздражали. Даже гусиной кожи не вызвали. Феникс…
Наёмник мысленно отвесил себе подзатыльник. Нет, конечно, будь она истинным фениксом, он бы это понял. Тут даже нюха не надо, чтоб во всём разобраться, но какие-то способности девчонке от матери точно достались. Его собственный феникс, пусть и потрепанный временем, разобралась во всём гораздо быстрее, ещё в самом начале. Гельхен вспомнил первые дни — птица не просто грела новую подружку, сама грелась в, пусть и слабеньком, но всё же отголоске прежних сил. Потому стала наливаться здоровым багрянцем, хотя последние десять лет щеголяла в пыльном сером оперении. Фениксы с фениксами связаны. Ещё одна мысленная затрещина. Действительно нюх потерял, раз не увидел очевидного. Да ещё и эта проблема: мальчик-девочка.
