Весь ужин доктор талдычил одно и то же: чтобы я готовилась, и придется сделать шутку былью, и что если я хочу жить, то придется лечь с ним в одну постель.
- А разве нельзя постелить матрац? - начала паниковать я.
Доктор шутил угрожающе.
- Он здесь один, и тот на постели… Я проверял, - печалился доктор, - Я сам, знаешь ли, не в восторге. А если Британия узнает? Виктор переживет… А Британию не переживу я!
- Вы так говорите, как будто мы с вами не спать будем… а я не знаю…
- Все ты знаешь, - хитро состроил мне глазки доктор, - можешь не бояться меня, я уже стар.
- Уже который раз за эти три дня вы меня пугаете. Вы так шутите, что мурашки по спине.
- Мы рождены, чтоб шутку сделать былью, дитя мое! - философски отозвался доктор, - Постельное белье есть в шкафу, я посмотрел. Я в душ, а ты стелить!
- Я не хочу…
- Ничего не знаю, - отмахнулся доктор и исчез в крохотной ванной комнате.
Вечер заставил меня задуматься над новой присказкой доктора: "Мы рождены, чтоб шутку сделать былью". Мир и так встал с ног на голову, а тут еще у нас не осталось выбора. Хотим выжить, значит, нужно лечь в одну постель и проспать в ней ночь.
Я волновалась, потому что доктор совершенно непредсказуем, с ним работать-то подчас невозможно, а уж ночевать…
Ван Чех был спокойнее, я бы даже сказала педантичнее. За все время нашего с ним знакомства мне впервые выпала возможность наблюдать за ним в непосредственной близости. Никогда бы не подумала, что Ван Чех может складывать свои джинсы минут пять. А педантично сложив свои вещи, приняться за мои шмотки.
Уморенная событиями последних дней, я упала на скрипучий диван и закрыла глаза.
- Я у стенки, - буркнул доктор, судя по лицу, мысль о ночевке в одной постели со мной его не ободряла, - Ты, кстати, посреди ночи встаешь?
- Нет, вроде бы… Лунатизмом…
- К черту, твои шуточки, - фыркнул доктор, - По нужде встаешь?
Я чувствовала, как краснею.
- Нет.
- Это правильно. По ночам тем более не следует шляться…
Я была в недоумении. Да, опасно, но это не повод не ходить… так сказать, по необходимости.
- А руки ноги раскидываешь? - пробасил доктор, когда я уже почти заснула.
- Нет, аккуратно складываю в сторону, чтобы знать, что и где лежит, - огрызнулась я.
Воцарилась тишина. И вдруг воздух прорезал заливистый, густой, басовитый хохот Ван Чеха. Мне тоже стало смешно. Напряжение спало, мы хохотали, как сумасшедшие. Смех доктора отдавался даже дивану. Тот трясся, скрипел и стучал своими деревянными частями.
- Это вы сейчас дохохочетесь, под нами диван развалится, - простонала я.
Доктор басовито вздохнул, задержал воздуха, но не смог удержаться и снова разразился хохотом. Это было так заразительно, что я сама не устояла.
- Нам рано завтра вставать, - попытался добавить серьезности доктор.
Это вернуло нас к невеселой реальности. Я повернулась к доктору спиной и, закрыв глаза, тут же вырубилась. Меня разбудил резкий звук, как будто открывали бутылку. Резкий "чпок" повторился. Я повернулась и посмотрела на доктора. Фонари не светили, поэтому профиль доктора высвечивался полной луной. Видный нос доктора четко очерчивался лунным светом. Губы ван Чеха были поджаты и плотно сомкнуты, бородка встопорщилась. Доктор резко вывернул губы и раздался тот самый "чпок".
- Так это вы! - прошептала я.
- Собственной персоной, дитя мое, - хихикнул доктор, - Хороший звук, правда?
- Ужасный, особенно, когда он мешает мне спать, - фыркнула я.
- Ничем-то тебе не угодить. Спи, деточка, спи.
Последняя фраза прозвучала с таким непередаваемым ехидством, что я сразу же поняла: сна мне этой ночью не видать. Что ж, самому доктору потом хуже будет.
Однако, вопреки моим ожиданиям, я уснула. Кажется, меня тут же разбудил звук, сравнимый разве что с тихим бульканьем воды в засоренной трубе. Доктор лежал, недвижим и только его губы шевелились, издавая этот шуршаще-булькающий звук.
- Да, что ж такое! - воскликнула я.
- Слушай, это особенный звук, - назидательно сказал доктор, - Анжи любит его издавать.
- Но ей-то всего несколько месяцев! А вы?
- А мне чуть больше, и что?! Нельзя издавать невинных звуков? - отрезал доктор и продолжил экзекуцию.
Через полминуты истязания я не выдержала и рассмеялась. Звук и правда вызывал желание посмеяться. Мы с доктором предались смеху, чуть менее безумному, чем в прошлый раз, но все равно безудержному.
- Ну, все, теперь точно спать, - Доктор повернулся ко мне спиной.
"Как бы не так!" - подумала я и отвернулась к нему спиной. Через пять минут я решила попробовать. Звук получился у меня не с первого раза, но когда получился, то пришлось достаточно долго его производить. Наконец, доктор затрясся вместе с диваном.
- Брижит! Прекрати, - стонал он, - Ты не разбудила меня, но хватит. Я не могу больше смеяться!
Меня охватила какая-то ярость. Я резко повернулась к доктору и нависла над самым его ухом. Резкий захват и вот я уже лежу на плече у доктора, рот мой зажат его рукой.
- Спокойно, Брижит, спокойно, дитя мое. Возможно, я перегнул палку. Прости. Давай спать.
Я поняла, что напряжена с того самого момента, как легла. Я выдохнула и расслабилась.
- Так-то лучше, - доктор отнял руку ото рта и погладил меня по голове.
Я прижалась к нему, и что-то забытое детское зашевелилось внутри.
- Мы же их найдем? - тихо спросила я.
- Поспим, а потом обязательно найдем, - тоном, каким взрослые обещают ребенку долгожданный Новый год и деда Мороза, ответил ван Чех.
Я сладко зевнула и провалилась в сон, прижавшись, к обнявшему меня доктору.
Казалось, прошло уже часов пять, когда меня снова разбудили. На этот раз это был Виктор. Он сидел на полу по-турецки и был бесконечно суров.
- Виктор! - воскликнула я.
Он приложил палец к губам.
- Как ты здесь?
- Мы соскучились по тебе, - шепотом сказал он, - Мы почти все сами нашлись и соскучились… есть не большая проблемка, но она решится со временем. Нам нужно, чтобы ты помогла нам собраться.
- Сейчас?
- Лучше сейчас. Самый слабый из нас уже забыл о тебе, но все остальные помнят. Каждый новый солнечный день доставляет массу неудобств, выжигает память о тебе и наши души. Нам нужно быть целым и рядом с тобой, чтобы все было хорошо.
Я вскочила с дивана, без всяких задних мыслей о том, что это может быть опасная ловушка.
- Я не буду брать тебя за руку, потому что это не безопасно. Идем, Брижит, - если бы не смысл слов, которые Виктор тщательно подбирал, я бы решила, что он ворчит или готов ругаться о чем-то, очень уж тон и вид его были недовольные.
Я следовала за Виктором короткими перебежками от дома к дому. На улице было тихо, темно.
