Я задержался возле перекрёстка, чтобы стряхнуть с себя пыль, привести в порядок одеяние, причесать волосы. Прихорашиваясь, я задумался, кто мог получить мой вызов, когда я пытался добраться к Люку через Козырь — сам Люк, его призрак, оба? Могут ли призраки получать Козырной вызов? Я обнаружил, что заинтересован в том, что же творится сейчас в Эмбере. И я подумал о Корал и Найде…
Черт.
Мне хотелось быть где-нибудь ещё. Мне хотелось быть далеко отсюда. Предупреждение Лабиринта, брошенное через Люка, было ясно и понято. Корвин дал мне слишком много тем для размышлений, а у меня не было времени сортировать их по полочкам. Я не хотел быть втянутым в то, что происходило там, во Дворах. Мне не нравилось и то, что здесь замешана моя мать. Я не имел должных чувств для посещения похорон. К тому же я чувствовал себя как-то очень непроинформированным. По-моему, если кто-то что-то хотел от меня — что-то очень важное, — им по меньшей мере надо выкроить время, чтобы объяснить ситуацию и попросить меня о сотрудничестве. Если это родственники — есть большая вероятность, что я пойду с ними. Куда проще сотрудничать со мной, чем плести интриги, пытаясь контролировать мои действия. Мне хотелось быть подальше от тех, кто контролировал меня, так же, как и от игр, в которые они играют.
Я мог повернуться и уйти в Отражения, вероятно, затеряться там. Я мог бы направиться в Эмбер, рассказать Рэндому всё, что я знал, всё, что подозревал, и он бы защитил меня от Дворов. Я мог бы возвратиться на Отражение Земля, возникнуть новой личностью, вернуться к компьютерному дизайну…
Тогда, конечно, я никогда бы не узнал, что происходит сейчас и что произошло раньше. Что касается настоящего места нахождения моего отца… я был способен добраться до него из Дворов, как ниоткуда ещё. В этом смысле, он находился совсем рядом. И никого больше не было, чтобы помочь ему.
Я пошёл вперёд и повернул направо. Проделал путь к лиловеющему небу. Я буду вовремя.
Итак, я вновь вошёл в Пути Всевидящих. Я вышел из красно-жёлтого росчерка звёздного света, нарисованного у ворот переднего двора высоко на стене, спустился по Невидимой Лестнице и долгое время смотрел в гигантскую центральную бездну, с её панорамой чёрного буйства за пределами Обода. Падающая звезда прожгла себе тропинку по лиловому небу. Я отвернулся, направляясь к обитой медью двери и низкому Лабиринту Искусств за ней.
Я помнил множество случаев, когда ребёнком терялся в этом лабиринте. Дом Всевидящих веками собирал произведения искусств, и коллекция была так обширна, что здесь было несколько путей, на которые лабиринт распадался внутри самого себя; чтобы перевести стрелки и прогнать следующий оборот, пути огромной спиралью через туннели смыкались в точку, что сильно смахивала на старую железнодорожную станцию. Однажды я потерялся и через несколько дней был в конце концов найден плачущим перед коллекцией синих туфель, приколоченных к доске. Теперь я шёл по Лабиринту медленно, глядя на старые уродливые творения, на какие-то новые. Там же затесались и поразительно красивые вещи, такие, как громадная ваза, которая выглядела так, словно была вырезана из единой глыбы огненного опала, и набор странных поминальных дощечек из дальнего Отражения, чьё назначение и способ действия никто в семье припомнить бы не смог. Я не стал срезать угол по галерее, а остановился и вновь осмотрел и то, и другое: дощечки мне чертовски нравились.
Подойдя к огненной вазе и взглянув на неё, я продудел старую мелодию, которой меня научил Грайлл. Мне показалось, что я услышал тихий шорох, но, взглянув в ту и другую сторону по коридору, не обнаружил поблизости кого-нибудь ещё. Едва ощутимые изгибы вазы требовали прикосновения. Я мог бы вспомнить, как в детстве меня всякий раз ловили на этом и строго выговаривали. Я медленно протянул вперёд левую руку, положил её на вазу. Поверхность была теплее, чем я мог бы предположить. Я скользнул ладонью по изгибу. Ваза казалась замёрзшим пламенем.
— Привет, — пробормотал я, вспоминая приключение, которое мы разделили с ней. — Это было так давно…
— Мерлин? — раздался тихий голос.
Я тут же отдёрнул руку. Казалось, ваза заговорила.
— Да, — сказал я затем. — Да.
Вновь шелестящий звук, и в кремовой нише огня шевельнулась тень.
— Ссс, — сказала тень, разрастаясь.
— Глайт? — спросил я.
— Да-аа.
— Не может быть. Ты была мертва все годы.
— Не мертва. Ссспала.
— Я не видел тебя с тех пор, как перестал быть малышом. Тебе нанесли увечье. Ты исчезла. Я думал, ты умерла.
— Я ссспала. Ссспала, чтобы исссцелиться. Ссспала, чтобы зссабыть. Ссспала, чтобы возродитьссся.
Я протянул руку. Мохнатая змея подняла голову выше, вытянулась, упала мне на предплечье, забралась на плечо, свернулась.
— Ты выбрала для сна элегантное помещение.
— Я зсснала, что кувшшшин любим тебе. Я зсснала, есссли ждать доссстаточно долго, ты придешшшь вновь, оссстановишшшьссся, чтобы насссладиться им. И я узсснаю и поднимусссь бы во всссем блессске, чтобы приветссствовать тебя. Ух ты, ты выроссс!
— А ты выглядишь по-прежнему. Чуть потоньше, наверное…
Я ласково щёлкнул её по голове.
— Хорошо знать, что ты все ещё с нами, добрый семейный дух. Ты, Грайлл и Кегма сделали моё детство лучше, чем оно могло бы быть.
Она высоко подняла голову, ударила носом мне в щеку.
— Мою холодную кровь сссогревает то, что я вновь вижшшу тебя, милый мальчик. Ты долго путешессствовал?
— О да. Очень.
— Однажшшды ночью нам ссследует поесссть мышей и лечь возссле огня. Ты сссогреешь мне блюдцссе молока и рассскажешь о сссвоих приключениях ссс тех пор, как оссставил Пути Вссевидящщщих. Мы отыщем пару мозссговых косссточек для Грайлла, есссли он всссе ещё зссдесссь…
— Кажется, он прислуживает дяде Сухэю. А что с Бегмой?
— Я не зсснаю, это было ссстоль давно.
Я прижал её покрепче к себе, чтобы согреть.
— Спасибо, ты ждала меня здесь в великой дрёме, чтобы поприветствовать…
— Это большшше, чем дружессская вссстреча, приветссствие.
— Больше? Что тогда, Глайт? Что это?
— Кое-что показссать. Иди туда.
Она указала головой. Я двинулся в направлении, которое она отметила — путём, которым я так или иначе пошёл бы, туда, где коридоры расширялись. Я мог ощущать её шевеление на моей руке с едва слышным шкворчанием, которое она иногда издавала.
Внезапно Глайт застыла, а голова её поднялась, слегка покачиваясь.
— Что такое? — спросил я.
— Мы-ышши, — сказала она. — Мы-ышши рядом. Я должшшна пойти поохотитьссся… после того, как покажшшу тебе… одну вещь. Зссавтрак…
