Охрана согнала беженцев в столовую (единственный по — настоящему просторный зал), где перед ними выступило Большое начальство. Оно (начальство) сообщило, что хотело всех спасти, но ему подло помешали. Придется начать действовать раньше времени и полностью избежать вреда не получится, но собравшимся нечего бояться — убежище надежно, продуктов много, кроме того, им уже приходилось выживать, причем, в гораздо худших условиях. Главное — не пытаться открыть двери, помеченные запрещающими знаками (там — убивают). Дальше всем показали киношку, по содержанию похожую на методички краухардского «надзора» (автор ее старательно законспектировал, потому что жопой чуял подвох). После этого вся охрана свалила, якобы на битву с инсургентами, а спасенные поделили между собой убежище и принялись ждать.
Лафа недолго продолжалась. В темных штольнях скапливались нежити, зачисткой которых никто не занимался (почему?), защита оказалась не такой уж надежной («периметр протекает в трех местах»), а склад продуктов серьезно пострадал (если проще — туда пробрались мыши). Очень быстро разрозненные враждующие группы объединились вокруг одного лидера (ну, точно — черных было большинство), поименованного в тексте без отчества — Салемом («Его способность предвидеть нападения пугает»). Парень был знаменит тем, что не только выжил сам, но и смог спасти жену с дитенком (Которых снова нужно было спасать. Вот они, прелести положения главы клана!). Новый босс постановил — валить наружу.
Логично и разумно: прятаться от нежитей в подземелье — дело дохлое. Читать было забавно, но какое отношение эти мемуары имеют к происхождению потусторонних сил, я не понимал. Как жрали нежити живых, так и теперь жрут. Хотя, по сравнению с Городом Наблы прогресс имелся.
Дальше стиль изложения, неожиданно, менялся: повествование перестало вызывать во мне яркие картинки, словно теперь я не писал его, а читал. Автор был другой и этот новый человек не имел связи с Шорохом. Тут — то и начались проблемы. Я видел текст, написанный теми же знаками, но его смысла не улавливал. И дело было не в точности перевода, просто сам чтец воспринимал написанное с трудом, некоторые слова и понятия были для него чужды — он жил много позже автора. Однако кое — что можно было разобрать…
Некто Абрахам продолжил дело Эда Руни по составлению летописи «группы Салема». Начиналось все с тех же жалоб. Этот самый Абрахам работал на некую солидную контору по строительству… ну, скажем «ла — ла — ла». Проект был масштабный и хорошо оплачиваемый, призванный предотвратить гибель цивилизации, спасти миллиарды жизней, множество государств и какие — то изолированные поселения (острова, что ли?). После включения «ла — ла — ла» должно было выполнить «кхе — кхе» и накрыть всех щитом. Они строили, строили и, наконец, построили, оставалось только деньги получить.
Тут в небе появились «та — та — та» и наступил песец — мыс, на котором расположился поселок строителей, погрузился в морскую пучину. Но Абрахам был умный и успел спрятаться.
Бедняга тщетно пытался найти кого — нибудь живого и медленно сходил с ума, а потом встретил чешущую «на юга» группу Салема, к которой и присоединился. Теперь он жаждал поведать потомкам про вероломство солидной конторы, погубившей столько хороших людей из — за необъяснимого скопидомства.
Потом автор снова менялся — продолжение писал тот самый Салем. Вернулась четкость восприятия, хотя и не так явно, как в начале. Предводитель выживших (без долгих раздумий объявленный королем) считал своим долгом уточнить некоторые детали («раз уж все пишут…»). По прошествии двадцати лет (!) он считал доказанным, что «ла — ла — ла» никакого щита не создает — слишком уж много дряни под него набилось («хотя и вялой»). Салем полагал, что ликвидация строителей связана не с попыткой сэкономить деньги, а с желанием сохранить репутацию — солидная контора явно заигрывала с чужеродной мерзостью. Скорее всего, тут был задуман масштабный эксперимент с участием живых людей, который провалился (это подтверждало обнаружение еще трех групп, члены одной из которых были рождены как — то неправильно). Пройдоха — Абрахам уверен, что боссы предусмотрели возможность отключения «ла — ла — ла» посредством «тынц», но где эту фигню искать никто не знает. Без «тынц» отключить «ла — ла — ла» можно только из расположенного в заброшенном убежище «центра», но сам Салем туда не пойдет — слишком далеко, а у него трое мелких по лавкам каши просят. К тому же, запретные части убежища наверняка охраняют «бип», а мимо этих штук живому человеку не пробраться. Лично он считает, что немного дряни людям даже на руку («эти кошкой драные «ангелы“ сюда больше не сунутся»). Но на случай, если кто — то все — таки решится («держать не буду») Салем воспроизводил все схемы, планы и надписи, касающиеся деятельности конторы, которые они с Абрахамом сумели собрать («и пес вам в помощь!»).
Дальше следовали тринадцать страниц крючков и знаков, от вида которых у меня даже слеза навернулась (вот это все я видел вживую в подземелье выползня). Новой выглядела только эмблема со стилизованными крыльями (не о ней ли Расмус говорил?). Пресловутая «ла — ла — ла» имела шестьдесят четыре опорные точки, одна из которых явно приходилась на Суэссон.
Но то был не конец — составитель летописи снова менялся. Спустя некоторое количество лет дальний потомок Салема («Баркус я!»), но тоже король, добавил новую главу в затянувшуюся эпопею. Вернее — накарябал (почерк у парня был ужасный).
На теплый берег вернулись «ангелы», творцы «ла — ла — ла» или кто они там на самом деле, и объявили мирным рыбарям, что собираются устранить допущенную ошибку, после чего «ночные гости прекратятся». Баркус отнесся к их заявлению скептически — тот, кто единожды ТАК ошибся, вполне может ошибиться еще раз, а ночные гости лично ему не мешали. Такая точка зрения нашла понимание среди его соплеменников (черные вообще не любят благодетелей) и многие начали собираться в путь («на ново место»). Командир «ангелов» мешать дикарям не стал, но объявил, что попытавшихся вернуться убьют без разбирательств как воров и бандитов. На что Баркус на правах старшего обещал, что явившихся в их новый дом оставят на ночь под деревом. Люди сели в лодки и уплыли, куда — не говорилось, хотя у меня имелись соображения на этот счет. Последней записью Нармар, внук Баркуса, сообщал, что «беглецы из южного града» были на ночь привязаны к деревьям «по воле предков». В живых к утру остались двое «и те были приняты среди нас». Упомянутое предком действо стало обрядом посвящения в племя. Дикие люди!
