– Не могу, – честно ответил дознаватель.
– Верно! Не признают они этого никогда. Жива эта девка, жива. И зайцы ее продолжают искать, причем помощи у нас просить, конечно, не стали. А у нас-то здесь возможностей побольше будет, чем у зайцев… Мы должны найти ее первыми. Понимаете?
Сеул покосился на Дербитто и покачал головой:
– Не совсем. Зачем нам она? Это проблема зайцев – вот сами пусть и ищут. Или я чего-то не понимаю?
Под шлемом послышался приглушенный смешок:
– Вы – сотрудник столичной управы. Она в Столице совершила преступление первого списка. Мне кажется, что ваша прямая обязанность ловить преступников?
– Это так, – кивнул Сеул. – Но подобные задания мне дают непосредственно в управе. Странно, что в этом случае все не так, как обычно. Я не ожидал, что меня здесь… в этих стенах… начнут обвинять в пренебрежении служебными обязанностями. Кстати, если говорить об обязанностях, я вообще-то обязан задержать всех присутствующих по обвинению в причастности к тайному обществу. Тайные общества, знаете ли, запрещены у нас, причем давненько. За это у нас вешают.
Тут уж дружно хмыкнули все присутствующие.
– Вешают вообще-то за шею, – не к месту уточнил Азере.
Незнакомец хохотнул:
– Браво! Вы сравняли счет! Сеул, вы стоите тех похвал, что вам расточают!
– Спасибо, – скромно поблагодарил дознаватель.
– Вы – тот, кто нам нужен. Большая удача, что именно вам довелось столкнуться с этой девкой. Карвинс, покажи им. Да не кривись ты – тебе, проходимцу, даже от слепоглухого кретина не замаскироваться. Даже тараканы в этой комнате знают, кто ты такой.
Карвинс из-под своего необъятного одеяния извлек тощую кожаную папку, достал из нее лист плотной бумаги, протянул Сеулу:
– Узнаете?
Дознаватель рассматривал портрет не более двух секунд. Причем время это потратил вовсе не на узнавание, а на оценку качества работы. При беглом взгляде – дешевка, набросанная угольным карандашом уличным мазилой на скромном сероватом картоне. Но даже ничтожных познаний Сеула в живописи хватило, чтобы расстаться с заблуждениями первого взгляда – такая показная простота работы стоит немало. Великий мастер рисовал. Ни одного лишнего штриха – и все, что надо, на месте. Кажется, что вот-вот – и черно-белый рисунок заиграет цветами, девушка перестанет сдерживаться, лукавая хитринка, читающаяся в глазах, оживет, и губы наконец растянутся в улыбке, разрывая плен запечатленного мига.
– Это она.
– Вы уверены? – с легкой насмешкой уточнил незнакомец.
Сеул при его словах почувствовал себя не слишком уверенно, но виду не показал:
– Да. Портрет великолепен.
– Как живая, – подтвердил Дербитто. – Хороший художник делал.
– Вы правы… насчет художника. Рисунок был набросан за несколько минут. На коленке буквально. Но все, к чему прикасались руки Этчи, становилось шедевром.
– Этчи? – удивился Сеул. – Он же давно умер.
– Пятнадцать лет назад, – подтвердил незнакомец. – А портрет этот появился за пять лет до его смерти.
– Это невозможно, – решительно заявил Сеул. – Я видел ее в нескольких шагах. Она юна. Не омоложена – а именно юна. Возраст можно обмануть, но юности не сохранить. Если вы говорите правду, то, выходит, эта девушка родилась уже после создания своего портрета. А это невозможно.
Незнакомец указал на портрет:
– Здесь изображена принцесса Вайира. Ее мать, вдовствующая герцогиня Шани, заказала Этчи свой портрет для пополнения галереи предков женской линии. Он работал в замке около двух недель. В один из тех дней он и набросал этот эскиз. Было это в начале весны… Взгляните – она само воплощение мига пробуждения природы. Воплощение пробуждения… Ее губы сжаты, но…
– Но они как свежий бутон, уже готовый распуститься нежной улыбкой, – неожиданно для всех произнес Дербитто.
Все дружно обернулись на стражника – никто не ожидал подобных слов от этого потрепанного жизнью реалиста.
Незнакомец не обиделся на то, что его перебили:
– Да, Дербитто, – вы видите то же, что и я. Она вот-вот улыбнется. Сверкающая женская чистота и свежесть пробуждающейся природы. Род Шани славен красотой своих женщин, а эта юная принцесса сумела затмить всех своих предшественниц. Это лучший портрет Вайиры. В миг, когда Этчи его набрасывал, его гениальность, наверное, достигла пика. Потом… в начале лета… Вы все, думаю, знаете, что случилось в начале лета. И уже потом, когда после этого прошли годы, герцогиня не могла смотреть на этот портрет… Наверное, и она это видела… Портрет попал в королевскую публичную галерею, и там его мог увидеть любой желающий. Знаете, я сам его снял сегодня со стены. Он висел скромным клочком бумаги, затерянным среди сотен великолепных ярких полотнищ. И я увидел, что пол под ним грязен. Очень грязен. Грязь приносят посетители галереи. И если посетители галереи толпятся под этим скромным листком… Этчи был гений – это не подлежит сомнению. Но в галерее десятки его работ, и лишь эта пользуется таким пристальным вниманием… Тут уже дело не только в гениальности – главную роль играет Вайира. И не надо думать о том, что народ глазеет на нее из-за той давней истории. В галерее полным-полно портретов мятежников, узурпаторов, палачей, грабителей, насильников, всех этих злодеев и их жертв, и создавали их гении кисти. Под ними не натоптано… А здесь красота тела и души… и нераскрытая тайна… и Этчи… В трактире Пуго один из посетителей бывал в галерее и на допросе отметил, что убийца была похожа на последнюю принцессу Шани… Я думаю, что вы повстречали дочь Вайиры.
– У принцессы не было детей, – мрачно произнес Дербитто.
– Двадцать лет назад не было. Но сколько, по-вашему, лет было той девушке-убийце?
– Около восемнадцати, – предположил Сеул.
– Вот видите! Значит, она появилась уже позже того страшного для Шани лета и вполне успевала выносить дочь.
– И? – уточнил Сеул.
– Вы должны узнать правду. Всю правду о том лете. Я не скажу вам, зачем это нужно. Вам достаточно знать, что это очень важно. Очень.
* * *
Едва за Карвинсом закрылась дверь, Монк с наслаждением стянул шлем:
– Друг мой Азере, я сильно ошибся с выбором маски. Подобное железо уместно на поле боя, но вести в этой кастрюле беседу – увольте. Чтоб я еще хоть раз послушал Карвинса! Как по-твоему: эти служаки действительно не поняли, кто перед ними?
Маг пожал плечами:
– Какая, в сущности, разница? Они не настолько глупы и прекрасно понимают, что без участия высшей аристократии подобное братство не имеет смысла и перспектив. И, принц, если говорить прямо, здесь не братство, а так… кучка заговорщиков, плохо понимающих, к чему мы идем… Настоящее тайное общество – это те же некры. Их бесполезно давить: раздавишь одну лапу – вырастают две новые. А у нас… арестуй утром одного – и к вечеру у дознавателей будет полный список членов.
