Тем временем мы дошли до Большого пирса. Как я и ожидала, народ кишмя кишел, и для всякой твари находилось место. И для подозрительной личности вроде меня, и для достойного служителя святого Барнабы. Я указала Ларкому на пустующую якорную тумбу, а сама, чтобы не висеть у него над душой, подозвала разносчика, продававшего с лотка горячие пироги с печенкой, и купила себе один. Может, печенка была и кошачья, как утверждают недоброжелатели, но свежая, и вкус у нее оказался отменный. Поедание пирога и чтение письма завершились почти одновременно. Ларком слегка меня опередил. Оторвавшись от письма, он поискал меня взглядом и с некоторым изумлением проследил, как я заглатываю последний кусок. Должно быть, ему не приходилось общаться с женщинами, которые позволяют себе жевать на улице, да еще столь вульгарную пищу. Потом он опомнился, сообразил, что я какая-никакая, а дама, и сделал попытку встать.
— Сидите — со стороны это будет выглядеть естественнее, — предупредила я его движение.
— Вы правы, но я не привык, сударыня…
— Нортия. Мы лишены дворянства полвека назад, — я усмехнулась, — сударь.
— От этого ваш род не перестал быть одним из самых древних в империи.
Что ж, утешимся этим, подумала я, а вслух осведомилась:
— Надеюсь, содержание письма вас не слишком огорчило?
Будь он поопытнее, сразу бы понял, что я вытягиваю из него сведения. Проще было бы вскрыть письмо, а потом подделать печать. Но это не в моем стиле. Мне поручено доставить послание, так я и поступаю, не обманув ничьего доверия. Что происходит потом, значения не имеет.
— Еще бы не огорчило! — В его темных глазах появилось потерянное выражение. — Нантгалимский Бык посещал капитанства ордена. Не исключено, что он скоро будет здесь. Нужно подготовить братьев… — Он встрепенулся. — Но вы, помнится, говорили, будто не интересуетесь политикой?
— Так оно и есть.
— Значит, все, что вы делаете, вы делаете только ради Гейрреда Тальви?
— Можно сказать и так. — Уточнять я не стала, равно как и то, что мне неизвестно, кто такой Нантгалимский Бык. Реку Нантгалим я знала. Какая связь?
— Вы как-то странно это произнесли. Этого мне только не хватало!
— Лучше уж вернемся к политике, сударь. Тем более, что от нее все равно никуда не деться («в вашей компании», — мысленно добавила я).
— Вы тоже считаете, что смуты не избежать?
— К сожалению, все к тому идет. При отсутствии прямых наследников титула, да еще теперь, когда слишком громко начали кричать о возвращении исконных эрдских вольностей, черт знает когда утерянных… — Из уважения к его духовному сану я удержалась от сравнения, которое само просилось на язык. Но не люблю я этого выражения. Ах, эрдские вольности, невинность наша штопаная…
— Я считаю, что, пока жив герцог, мятежа не будет. Уважение к династии, правившей Эрдом полтысячи лет, слишком сильно (я в этом сомневалась, но смолчала), однако потом — да… И при нынешних настроениях здесь не потерпят ставленника имперской короны, выходца из чужих земель…
«Ну, настроения тоже кто-то создает, верно? Мне ли не знать? «
— И что же делать? Формальных прав нет ни у кого. Род, можно сказать, вымер.
— Вирс-Вердеры заявляют, будто они в родстве с правящим домом, — задумчиво заметил он. — Но это родство слишком уж дальнее, чуть ли не в шестнадцатом колене, к тому же в их семье было слишком много мезальянсов. Эти претензии нельзя принимать серьезно.
Вот и еще клочок сведений. То-то мой патрон так взбеленился, когда услышал про Вирс-Вердеров. Но если Тальви считает нынешнего Вирс-Вердера соперником, хотя приятелям внушает обратное, следовательно…
— Но у Тальви и таких оснований для принятия власти не имеется. Он даже не титулован.
— В Эрдском герцогстве для дворянина последнее — скорее признак древности рода, вы и сами знаете. Но я не о том. Когда бессильно право крови, вступает в силу — простите за глупую игру слов — право силы. Но бывает сила и сила. Конечно, Тальви — сложный человек, его общество порой угнетает, но по сути своей он благороден. Он умеет привлекать к себе людей, и за ним пойдут многие. В своих владениях он правит твердо, но милостиво. Ему нет необходимости прибегать к займам, грабежу и вымогательству. «Суровый и сильный гражданин, и в государстве достойный первенства, предаст всего себя государству…. « По-моему, это была цитата. И вообще все, что он наболтал, было риторикой заговорщиков, уместной на их тайных собраниях, но не здесь, на Большом пирсе, среди обтекающей нас шумной и деловитой толпы. Но было за этим нечто искреннее…
— Не понимаю, рыцарь, кого вы пытаетесь убедить — меня или себя.
Он покачал головой.
— Да. В определенном смысле вы знаете его лучше, чем я, и вам может показаться, что я преувеличиваю его достоинства. И тем не менее вы рискуете ради него жизнью… как и я, впрочем! («Потому что он хитер, мой мальчик, умеет находить наши слабости и манипулировать нами, и ему наплевать, что мы это понимаем». ) И в конечном счете риск ради него — это риск ради общего блага. Я уже сказал — есть сила и сила. Скорее даже, насилие. И Дагнальд воплощает именно эту стихию…
Кто такой Дагнальд, я тоже не знала. Но поскольку река Нантгалим брала исток как раз в местности с подобным названием, логично было отождествить ее владетеля с Нантгалимским Быком. Милый, должно быть, человек, судя по кличке. Хотя она может означать только, что Дагнальд всего лишь большой любитель до женского пола Воображение по части кличек у людей ограниченное, по себе знаю.
— Уверен, что, если он прорвется к власти, это будет катастрофой для всего герцогства, если не хуже. Он как раз таков, о ком раньше писали: «Для него служат музыкой стоны казнимых, и вид пытки для него слаще вина».
— О наших эрдских предках, рыцарь, такое писали в качестве похвалы.
— Только не о моих! — оскорбленно заметил он. — Наша семья родом из Тримеина Я сомневалась, чтоб тримейнские дворяне в недавнем прошлом не творили ничего подобного. Однако теперь стало ясно, что призывы, апеллирующие к исконным эрдским вольностям и чистоте северной крови, вряд ли ему понравятся.
— А ваши сотоварищи, рыцарь, такие уж кроткие существа? Хотя бы тот, кто убивает противника без исповеди?
— Альдрик Руккеркарт не лишен странностей… («А рыцарь Ларком не лишен дипломатических способностей. Иначе ему вряд ли доверили бы связь заговорщиков с орденом». ) И полковник Кренге тоже… бывает жесток. Но на войне это необходимо. А у них большой воинский опыт. — Он снова смутился. — О себе я не могу этого сказать. Я участвовал лишь в нескольких пограничных стычках…
— А Тальви? — Он не был похож на человека, послужившего шпагой императору. Впрочем, Альдрика я тоже не приняла бы за испытанного воина — ан нет, оказывается.
