— Что же ты опять натворила с моей жизнью, Аркадия?
На мгновение сзади все застывает, а потом веселый гортанный смех прорезает тишину.
— Какие страсти, Гектор! Похоже, тебя здорово проняло. Не только на "ты", но еще и по имени! Не помню, когда ты в последний раз так со мной разговаривал.
Я что, сказал это вслух? Только этого не хватало! Она же теперь не отстанет!
— Эй, дружок, тебе не кажется, что твоя прекрасная эльфийка повела себя, как дурочка? Она же не думала, что должность смотрителя подразумевает целибат?
Я сжимаю зубы, чтобы не застонать. Мелодичный мурлычущий голос звучит в моей голове, как нож по стеклу. Только бы она замолчала! Но, нет! Откуда такое счастье?! Кошка поймала мышку, и будет играть, пока не заиграет до смерти.
— Гектор! — обиженный голосок и тычок мягкой лапкой под ребра, — Прекрати дуться! Ты ведешь себя так, словно лишил невинности несовершеннолетнюю воспитанницу. Эй, надеюсь, ты не забыл, что, не смотря на свой юный для эльфийки возраст, она уже дважды бабушка? Поверь, ничего нового для себя она не увидела.
— Она вообще не должна была этого видеть.
Я не знаю, почему отвечаю. Голос с трудом протискивается через пересохшее горло. Но лучше найти в себе силы говорить потому, что сил слушать у меня нет.
— Она многого не понимает в нашем мире, — хриплю я, — Она, как ребенок. Да! Не перебивай! Она сильная, взрослая, самостоятельная и очень упрямая. Но она ребенок. И по своим эльфийским годам и по своему отношению к тому, что нашла здесь. Просто восторженный ребенок.
— Ге-е-ектор! Это даже не смешно, — мягкая щека трется о мое плечо, — Ты пытаешься защищать ту, что защищает всех нас. Не много ли ты на себя берешь? Или… О!.. О боги! Гектор! Ты что влюбился в нее?!
— Замолчи!
Не могу слышать ее смех. Не могу! Но какой смысл затыкать уши? Кошка поймала мышку. Умная кошка, опытная, умеющая видеть то, что не заметит никто другой. Но заметив одно, она может пропустить другое, более важное. Есть на что надеяться. А меня пускай терзает. Все равно я уже растерзан. Для этого мне не понадобилась ничья помощь. Я сам знаю, что никогда не позволю пока еще смутным, едва зарождающимся чувствам оформиться и поглотить меня целиком. Есть вещи более важные, чем мое глупое сердце. Я умею справляться с его желаниями. Как-никак, твоя школа, Аркадия. Сейчас я благодарен тебе за нее.
По спине пробегает холодок, когда ее идеальное тело отстраняется, и она падает на подушки.
— Почему, Гектор? Как так случилось?
Грусть? Нет, не может быть. Печаль об утраченном? Не новость. Или… просто мышка сбежала?
Горький смешок рвется наружу.
— Вы все время забываете, сколько мне лет, миледи.
— Лет? Нет, Гектор. Не это. Не в этом дело. Я просто… я все время забываю, что ты — человек. Вот и все.
Вот и все. Просто путает мышку с настоящей добычей.
— Что ж, я все еще человек. Надеюсь, тебя это утешает.
— Не груби. Если ты ей нужен, она тебя и так получит. Я-то тебя уже потеряла.
— Ты давно меня потеряла, милая. По собственному желанию. А ей я не нужен. И все это…
— Что?
— Просто создает дополнительную неловкость.
С минуту она молчит, а я продолжаю смотреть в стену, наслаждаясь благословенной тишиной.
— Ты знаешь, что такое Белый Огонь, Гектор?
— Что?! — я вздрагиваю, но не оборачиваюсь.
— Белый Огонь. Геном, за которым Фарияр отправил Хана. Ты знаешь, что это?
Странный поворот в постельной драме. К чему это она вдруг? Надеется отвлечь меня от только что пережитого шока? Пытается испросить прощения, принося в дар ценную информацию? Но она-то ни в чем не виновата. А ее злые слова… Так они всегда злые. Иначе она не умеет. Когда-то именно это меня в ней и восхищало. Но, видно, я стал слишком стар для таких игр.
— Я думал, никто не знает, что такое Белый Огонь. Думал это тайна высших огненных жрецов.
— О, брось. Ты ведь знаешь, я всегда узнаю то, что хочу знать. Так что, Гектор, — одно плавное движение за моей спиной, и вот уже прохладные пальцы массируют мне плечи, — хочешь услышать от меня эту запретную тайну?
— Расскажи.
— Умница!
— А зачем сопротивляться? Ты ведь все равно расскажешь, раз решила.
— Грубиян! — она легонько кусает меня за ухо, — Ладно, слушай. Тебе понравится эта сказка. Ты знаешь, как умирают саламандры?
— Да. Они не стареют. Они просто гаснут изнутри.
— О, да! Они гаснут, но им, так же, как и всем прочим, очень не хочется умирать. А иногда им не хочется, чтобы умер кто-то важный для их народа. Кто-то мудрый, сильный, одаренный. И тогда приходит Белый Огонь. Белый Огонь — это пламя наоборот. В одно мгновение он восстанавливает все, что сгорело. Ну, или почти все. И угасающий старик становится вновь молодым.
— Повезло саламандрам, — хмыкаю я, чувствуя, как расслабляются напряженные мышцы под умелой лаской.
— Да, саламандрам повезло, и повезет еще больше, если они смогут возродить носителей Белого Огня. Но повезет не только им. Так же, как Серебряная леди рисует не только эльфов, Белый Огонь может вернуть молодость любому.
— Зачем ты мне это рассказываешь? Не думаю, что мне нужны эти знания. Во многой мудрости много печалей…
— Ты только представь, Гектор, каково это — скинуть три четверти груза своих лет, сохранив всю мудрость, весь опыт, все воспоминания, вновь получить тело юноши. Разве ты не хотел бы этого?
— Смешно! Ты снова забываешь, что я — человек. Эта магия не действует на меня. Даже Марта не может нарисовать мой портрет.
— Пока не может. Но если она… Как ты думаешь, Гектор, почему она убежала?
— Не надо об этом.
— Боишься поверить?
— Во что поверить? Нет ничего.
— Боишься. Не веришь в себя. Не веришь в нее. И бесишься. И злишься на меня. Брось. Лучше иди ко мне. Забудься.
— Аркадия…
— Она нарисует твой портрет, Гектор. Теперь она его нарисует. И тогда…
У меня хватает сил помотать головой. Я не хочу думать о том, что будет тогда. Она права, я боюсь. Теперь боюсь еще больше. Но я справлюсь. Я должен.
Точеные руки обвивают мои плечи, горячие губы скользят от уха к подбородку, роскошная грива волос щекочет шею, упругая грудь самой красивой женщины нашего мира прижимается к моей спине. Я не хочу ее.
— Я уже рассказала тебе сказку, Гектор. Думать над ней тебе предстоит самому. Но я хочу получить кое-что взамен.
— Справедливо.
— Не испорти нашего прощания, Гектор.
— О чем ты?
— Ты ведь с самого начала знал, что это в последний раз. Ты знал, что я чувствую себя виноватой перед тобой, и решил, что, получив тебя в постель, я успокоюсь. Разве нет?
