Положительная сторона отсутствия моих сил заключалась в том, что чем дольше я рассматривала сигнальный знак, оставляемый Гранитом на земле, тем легче мне становилось не только замечать, но и предсказывать, что он собирался сделать. Например, когда зеленое свечение усиливалось, я знала, что он собирается устроить землетрясение, а когда оно светлело и вращалось, кругом быстро вздымались горы. Таким образом, в то время как я не могла дать ему отпор, я безошибочно предугадывала его действия и уклонялась от любых приготовленных мне неприятностей.
— Черт возьми, как ты это делаешь? — проворчал Гранит, вытирая пятнышко крови в месте, куда попал камень, который я поймала древком копья и послала обратно, как в бейсболе.
— Это будет мой маленький секрет, — улыбнулась я и протянула ему руку. Он лишь отмахнулся.
— Я не настолько слаб, чтобы быть не в состоянии самостоятельно встать. — Но встав, он начал шататься, и я положила его руку себе на плечо.
— Ты уверен в этом?
— Ха, посмотрим какой стойкой ты будешь, когда получишь камнем по черепушке.
Улыбнувшись, я сморщила нос.
— Черепушке?
Он махнул рукой.
— Иди, поешь чего-нибудь. Встретимся через час.
Ловко вращая своим копьем, я сложила его пополам, оставляя его половины свободно свисать по бокам, острием вниз. Копье висело так, будто было частью моего тела, никогда не мешая мне на пути, во время передвижений или борьбы, и всегда под рукой в нужный момент. Я сжала две половины пальцами, гадая, как часто моей матери приходилось работать с оружием. Ее копье оставалось в моей комнате, выжидая времени, когда я стану достаточно опытной, чтобы использовать его.
Гранит будто прочитал мои мысли.
— Она не была так хороша, как ты. Она никому не хотела причинять боль, постоянно колеблясь; это и сделало ее уязвимой.
Его глаза встретились с моими, и мне показалось, что он хотел еще что-то добавить. Возможно, теперь он знал больше, чем во время нашего последнего разговора о маме. Напряжение между нами возрастало: вопросы, оставшиеся без ответа, страхи, скрытые во тьме на гране просветления.
Я открыла рот, чтобы спросить его, нет, потребовать его рассказать мне все, что он знает.
— Гранит, моя мама...
В комнату вбежали три Эндера, неся на руках еще одного. Он был бледен, но я узнала Оукли.
— Что случилось?! — рявкнул Гранит, подбегая к ним.
Оукли разразился кашлем, и из его рта полилась струйка крови.
— Он с восточного фронта.
Как будто это что-то могло объяснить. Эндеры пристально посмотрели на меня. Видимо, я не должна была знать, что случилось с Оукли.
Я побежала помочь им, но Гранит движением руки остановил меня.
— Не подходи ближе, Ларк. — Его лицо становилось практически такого же цвета, что и у Оукли.
— Что случилось?
— Легочные черви.
Я затаила дыхание от изумления.
— Что?
Гранит послал долгий взгляд в мою сторону.
— Ты и так видишь слишком много. Но да, весь восточный фронт переполнен ими. Они направляются к нам, и будут тут скоро, через день, максимум два.
Они подхватили Оукли и понесли его к целителю, оставив меня посередине учебной комнаты. Мой отец отправился на восточный фронт.
Холодок паники вился вокруг меня. Если с ним что-то произойдет, то править станет Кассава, и уже ничто не сможет ее остановить.
Никакая другая мысль уже не билась в мозгу, и я бросилась к выходу, направляясь к Спирали. Двери были заперты на засов. Снэп — один из личных Эндеров королевы, охранял их.
— Тебе не позволено входить, Кукушка.
— Заткнись, Снэпдреген, — рявкнула я. Его глаза удивленно расширились. Я подошла ближе.
— Мой отец вернулся?
Он попытался оттолкнуть меня, но я твердо стояла на своем. Усмешка скользнула по его губам.
— Я не обязан тебе что-то говорить.
Я хотела схватить его и трясти до тех пор, пока он мне все не расскажет. Я отступила на несколько шагов и впилась в него взглядом, продолжая думать, что же делать дальше. Мой отец был силен, но даже он не мог устоять против болезни. Я щелкнула пальцами и метнулась на север, побежав в лес. Коул точно знает, он всегда знал все слухи прежде, чем они достигнут центра.
Северная граница Края всегда была спокойной из-за гор, возвышающихся впереди. Я нашла Коула спящим, прикрывающим глаза рукой.
— Страж Границы, — заорала я на него, используя официальное обращение. Он подскочил с затуманенными глазами.
— Черт, Ларк. Ты напугала меня до смерти!
Он улыбнулся, но улыбка исчезла, когда он посмотрел на меня.
— Что случилось?
Задыхаясь от охватившего меня страха больше, чем от бега, я наконец выдавила:
— Ты не знаешь, вернулся ли отец с восточного фронта?
Коул покачал головой.
— Нет, он до сих пор там. Последняя смена охраны пришла с новостями: на восточной границе все еще проблемы с умирающими деревьями.
Закрыв глаза, я глубоко вдохнула и попыталась успокоиться. Кто еще мог мне помочь?
— Будь осторожен, Коул, — я повернулась к нему спиной, — пообещай мне это. Это не просто болезнь. Это — легочные черви.
— Эй, разве ты не собираешься остаться и составить мне компанию?
Я решила взглянуть на него и увидела, как он манит меня с жарко горящими глазами. Ответный прилив желания зажегся во мне, заставив дрожать от беспокойства. Последним о чем я думала, был секс, так откуда взялось это желание?
Я заставила себя подойти к нему поближе, чтобы проверить свою теорию: шок сменился желанием, хмельное гудение в крови усилилось. Он двинулся ко мне, и я покачнулась, с трудом удерживаясь, чтобы не касаться его.
— Коул, что-то не так.
Его зеленые глаза, в них был тот же розовый отблеск, который я видела в глазах Мэла, когда тот приставал ко мне.
— Еще ничто не казалось мне таким правильным, — прошептал он, поймав мою руку своей, и затем, когда его губы прижались к моим, странный туман захватил меня. Комфорт его любви, знакомое ощущение его прикосновений, запах его кожи — все это засосало меня. Мы стояли там, укутанные в это ощущение, казалось, на протяжении часов, не делая ничего, только касаясь, держа друг друга в объятьях и целуясь. Никакого секса, только жаркие объятия.
Словно мы были во власти каких-то чар.
Я отшатнулась назад, свет вокруг достаточно изменился, чтобы легко понять, как много часов прошло. Желудок громко заурчал, и я положила на него ладонь. Я была голодна и ужасно хотела пить. Нагнувшись, я схватила запас еды и воды Коула. Еда прогоркла, на ней появилась плесень. Вода, хоть и стала несвежей, была чистой и прозрачной, и я выпила ее, чему пересохшие рот и горло были благодарны.
