— Ты пытался сожрать меня. Я не могу тебе верить. И ты мне не нужен.
— Моя ходить! — возмутился тролль, и голос его напоминал звук циркулярной пилы в ее басовом варианте, если бы такой существовал. — Эльфы видеть! Эльфы сказать! Хотеть только хранить ты!
— Он правду говорит, господин Савл, — вмешался Жильбер. Голос его был спокоен и негромок. — Теперь, когда на нем заклятие принца эльфов, он не в силах тебя покинуть или сделать тебе что-то дурное.
Говорил Жильбер уверенно, а я задумался о том, что за жизнь ожидала бы этого бедолагу-тролля, прогони я его. И если в данном случае наблюдалось нечто подобное комплексу любви-ненависти, то тогда за мной увязалось бы сущее Божие наказание.
— Теперь он твой охранник и слуга — до тех пор, пока Лесной Народец не снимет с него заклятие.
А вот это мне тоже покоя не давало. Мало ли какой враждебный волшебник попадется нам на пути — снимет чары, и вот я уже в желудке у тролля, разорванный на маленькие кусочки. Но пожалуй, особо выбирать было не из чего.
— Ладно, — сказал я, — Унылик, можешь оставаться с нами.
Рожа тролля озарилась неподдельной радостью, но потом он нахмурился, всем своим видом выражая непонимание.
— Уны-вик?
— Унылик! — сказал я громче и отчетливее. — Так я тебя нарекаю. — Но тут я ощутил что-то вроде угрызений совести. Видите ли, один из моих моральных принципов состоит в том, чтобы не посягать на личность, о ком бы ни шла речь. — Но если ты назовешь мне свое настоящее имя, я стану звать тебя по-другому.
— Имя?
О Господи! Ну и туп же он.
— Как тебя зовут другие тролли?
— Тугие тролли?
— Они живут поодиночке, господин Савл, — объяснил Жильбер. — Никто не видел, чтобы они жили вместе.
Я сдвинул брови.
— Между тем хотя бы на время они должны встречаться, а не то на свет не появлялись бы маленькие троллики.
Жильбер зарделся как маков цвет. Нет, ну честно — малый натуральным образом покраснел. Пришлось напомнить себе, что он еще, можно сказать, несовершеннолетний и к тому же кое в каких аспектах жизни не искушен.
— Ну, ладно, — вздохнул я. — Раз у них нет общества, значит, нет и нужды в именах.
— Да, но существует тайное имя, — медленно проговорил Жильбер. — Появившись на свет, всякое существо воспринимает тот первый звук или звукосочетание, которое услышит, как свое наименование. Имеется в виду, конечно, тот звук, который произведет его сородич. Вот такое имя и использовал принц эльфов, когда накладывал на тролля заклятие.
— Но имя же тайное?
Жильбер кивнул.
Я слыхал про такое. Представители почти всех примитивных цивилизаций верили в то, что личность неразрывно связана с именем и что враг, знающий твое имя, может легко тебя заколдовать. Поэтому настоящие имена оставались тайными. Для общения с другими имелись вымышленные имена. Я снова обратился к троллю:
— Каким звуком ты обозначаешь себя?
— Не сказать! — в ужасе выкрикнул Унылик, а ведь я был не эльфийский принц со свитой маленьких подданных, готовых поколотить бедного тролля палками.
Тогда я решил попробовать побеседовать с ним так, как говорят с дикарями.
— Ты, — сказал я и ткнул пальцем в гранитную грудь тролля, — Унылик. — Потом, показав на себя, сказал: — Я — Савл. — Потом указал на сквайра. — Он — Жильбер. Понял? — спросил я, хмуро глядя в глазищи размером с суповые тарелки.
— Пони?..
Он не знал, что такое «понимать».
— Унылик, ступай к Жильберу.
Рожа тролля просияла, и он, развернувшись, затопал к сквайру. Жильбер распрямил плечи, но опасаться было нечего — он ведь стоял на коленях у костра, а тролль, испугавшись пламени, попятился.
— Унылик! — крикнул я. — Иди к Савлу.
— Унылики идти, — радостно повторил тролль и зашаркал ко мне.
Я довольно кивнул:
— Хорошо. Теперь ешь.
Тролль вытаращил глаза, не веря своим ушам. Тут до меня дошло, что он мог подумать и кого мог съесть.
— Жильбер, еды! Да побыстрее!
— Сейчас, чародей!
И ко мне полетел круглый каравай хлеба.
Я поймал его и подал троллю.
— Ешь, Унылик.
Унылик с отвращением посмотрел на каравай, но все-таки взял его у меня, сжав большим и указательным пальцем. Его громадный носище сморщился.
— Да пожалуйста, если не хочешь — не ешь. Но больше у нас ничего нет, — сказал я, пожав плечами.
— Есть еще немного сушеной говядины.
Жильбер принес что-то, смутно напоминавшее коллекцию кожаных ремешков. Взяв у него пригоршню сушеного мяса, я подал его Унылику, тот отвернулся и покачал головой — вернее, верхней половиной тела.
— Ну, не обессудь. — Мы с Жильбером пошли к костру. — А нам надо перекусить.
Я взял другой каравай, переломил его, отдал половину Жильберу, другую оставил себе и принялся жевать хлеб. Юноша передал мне бурдюк с вином. Я отхлебнул немного и передал ему.
Откусив хлеб раза три, я случайно бросил взгляд на Унылика. Теперь он сидел, положив руки на колени, и голодным взглядом буквально пожирал нас. Я говорил себе: на еду, он смотрит на еду, — но как-то не очень в это верил.
— Не нравится мне его взгляд, — пробормотал Жильбер.
— Мне тоже, — подтвердил я. — И во всю эту затею с заклятием как-то не очень верится. Вот если бы я все это сам провернул...
— Восхитительная мысль!
— Ты это о чем? — тупо уставился я на сквайра.
— Скажи заклинание сам. Тогда на нем будет двойное заклятие!
Жильбер смотрел на меня полными доверия глазами.
— Ну, как скажешь... — вздохнул я и развернулся к Унылику. Ну, где бы разжиться нужным стихотворением. Нашлось! Оно оказалось памятным с детских лет стихотворением Киплинга. Стуча себя в грудь, я прочел:
Вот твой хозяин, запомни, он разведчиков водит отряд.
По правую руку его ты встань и будь ему щит и брат.
Покуда я или смерть твоя не снимет этих уз,
В дому и в бою, как жизнь свою, храни ты с ним союз.* [15]
Тролль сидел столбиком, словно завороженный. Глаза у него затуманились, потом прояснились, он обернулся ко мне и проговорил:
— Савл хозяин Унылик. Унылик защищай Савл вся жизнь.
Сказано это было настолько убежденно, что у меня не было сил не поверить ему. И вообще я решил, что тролли не так уж безнадежны.
За спиной у меня послышался выдох — это пришел в себя Жильбер. Я обернулся. Парень смотрел почти что с благоговением.
— Ты воистину свершил это! О, как же я счастлив, что при мне свершено такое могучее заклинание!
— Мне оно далось нелегко, — проворчал я. — Я пооголодался. Давай доедим этот хлеб.
Но Жильбер смотрел не на меня, а на тролля.
— Теперь он принадлежит тебе, и горе тому, кто осмелится обидеть тебя. Но все же он по-прежнему голоден.
