— Роберт, значит, — потер загорелые руки кузнец. — Как я ловко-то. Это ж надо так. С первого разу да к князю. Н-да!
— Ты назвал меня Роберт, значит так и зови, — подтвердил я.
— Погоди, — насторожились его наивные глаза. — Так я чего — ошибся? Ты снова лукавишь?
— Ладно, успокойся. Роберт я, Роберт. И делу конец.
— А, ну ладно, — прогудел он. — Конец — так конец.
— Ну вот и познакомились, мастер Пудила, — торжественно объявил я.
— Да, с тобой пока познакомишься, так и дорога кончится, — посмеялся он, играя вожжами.
— Так не это ль тебе от меня нужно? — я вопрошающе поглядел на него. — Не весело ли время скоротать в пути?
— Ну да, это. Так ты что ли для меня стараешься?
— Разумеется.
— Каков заботлив попался! — поцокал он.
Гриворыл оглянулся, полагая, что цоканье обращено к нему. Но Пудила вновь стеганул его.
— Да, забавен ты, Роберт, — продолжал кузнец. — Я сразу то уразумел. Интересен и притяжателен. Да. Откуда сам будешь?
— Издалека.
— А путь куда держишь?
— Еще дальше.
Он снова нахмурил кустистые обожженные брови, и вдруг расхохотался.
— Ссадить бы тебя снова, да вот уж и не могу.
— Да? Чего так? Скажи, и я спрыгну.
— Сиди уже.
Я тоже заулыбался. Но при этом старательно таил зубы, иначе улыбка походила на звериный оскал.
— Так чего же не хочешь согнать меня с повозки?
Он осмотрел меня с родительской строгостью.
— Согнать-то недолго, а вот разгадать, кто ж ты есть? Вот это мне интересно!
— О, поверь, это всем интересно. И в первую очередь мне. Но никому не по силам.
Он долго косился на меня, щурился и приглядывался.
— Необычный ты. Вокруг все обычно и по-простому. А ты нет. Оттого и тянет меня к неизведанному.
— Эх, Пудила, Пудила, — назидательно начал я. — Неизведанное всегда таит опасность. Не угадаешь ты никогда, что ждет тебя за гранью неведомого. Поэтому, если в силах своих не уверен, лучше не суйся. Как правило, любопытство губит людей.
— Так мне силы не занимать, — нахваливал он себя, демонстративно сжав кулак. — Я самый сильный у нас в деревне. Даже скучно как-то — на праздниках никто не хочет со мной бороться. Всех уже подмял.
Я с уважением похлопал его по плечу, по руке. Он на миг замер от неожиданности, а после с новым интересом уставился на меня. К чему же я все это делаю? Я уловил его желание и пояснил:
— Силой-то сильный, да только не всю силу по рукам мерят.
Он встрепенулся и вновь гордо просиял.
— Так я и пнуть могу, ежели надо.
— Не надо, — успокаивающе молвил я. — Никого пинать не надо, по крайней мере, без острой нужды.
Его глаза полыхнули ярким пламенем старых обид. И он бойко стеганул Гриворыла.
— Ха, нужды всегда полно!
Гриворыл обиженно заржал и потянул телегу быстрее. Я посмеялся, приглядываясь к нему. И продолжал:
— Силен не тот, у кого руки или ноги могучи, но тот, у кого голова на месте.
Он подозрительно посмотрел на меня, и осторожно пощупал голову.
— Так на месте же, — пробубнил он.
— Кто головой работает, а не руками, — разъяснил я. — Мысль наша есть сила, что движет руками. Или языком, когда мысль нашу следует донести до другого. Мысль есть изначальная сила, и нет ничего мощнее ее. Ни сила рук, ни ног, ни чего иного не может сравниться с ней. Мысль порождала государства и страны, мысль строила города и империи, мысль возвела все дома, мельницы, кузницы, замки и все остальное. Мысль кует оружие, мысль вкладывает его в руки людские, и мысль ведет их на войну. Да, мысль умеет как созидать, так и разрушать. Такая вот она, мысль наша. Велика и сильна.
Он окинул меня недоверчивым взглядом, а после с вызовом произнес:
— Врешь ты все, гость заморский. Врешь, и не краснеешь. Сам я кузню свою строил! Понимаешь? Сам! Я, и три моих сына. Ну Долголоб хромой еще подмог крышу ладить, а так все сами. И камни таскали, и отесывали их, известняк толкли, стропила рубили, и охлупень. Печку выкладывали, и горнило глиной обмазывали. Жена меха шила. Тигли только у гончаров я вымениваю на подковы, а так все сами. Ну Гриворыл еще руду возит, или товар готовый в город, как сейчас. И оружие сами куем, а не мысль какая. Мысли иной раз лишь отвлекают: зевнешь только — того и гляди, что по пальцу молот пудовый саданет. Знавал ты такое, а, Роберт? Не знавал? А знаешь, как мысль быстро работать начинает? Как язык ее до окружающих доносит? И кратко — и всем понятно сразу! Так что, братец, мысль твоя лишь здоровью вредит. А как работаешь отрешенно, ни о чем другом не мысля, так все и идет, будто по маслу.
Я покивал, видом подтверждая его правоту. С такими спорить бесполезно, и переубедить их нельзя. И таких большинство. Но полны они моего искреннего уважения, поскольку они и служат инструментом для воплощения наших мечтаний. Наших мыслей. Наших желаний.
Вернее ваших. Я не человек, потому мне и не нужны такие. Я все могу иметь сам. Я снова покивал, с завистью поглядывая на его мускулистые предплечья.
— Да, могучие у тебя руки, мастер Пудила. Наверное, давно кузнецом работаешь?
— Так еще с детства. Отец к этому делу приучил. А как приучил, так и пошло. Сначала сохи да плуги. Потом подковы да ухваты. Ну а после уже и оружие с броней.
— А сейчас что везешь.
— Броню и везу. Заказ тут недавно был от самого короля и его приближенных рыцарей. Они без турниров жизни себе не представляют. Так у них что ни праздник — турнир. Как будто дел иных нет, как копьями друг друга в рыло долбать, да еще на полном скаку. Или мечами да булавами охаживать. Вот и собираются они в стольном граде, чтобы силами мериться да перед дамочками щеголять. Понацепляют павлиньих перьев, тряпок разноцветных, ленточек да конских хвостов. Иные и вовсе себе на головы крылья мастят, или фигуры целые выклеивают из ветошей — это чтоб его в толпе узнать могли. Щиты расписывают, штандарты поднимают, лишь бы герб всем виден был. Как соберется их сотни три, ух! Так еще при каждом оруженосцы, пажи, горнисты, герольды да трубадуры. Представляешь, Роберт, какова орава собирается. А зрителей сколько? Да они попросту в столицу не влезают. Потому турниры за городом проводят — там даже специальный загон отстроили. Вот так вот господа наши нежатся, а мы работай в поте лица, чтобы им, родовитым, унять себя было чем.
Я с интересом слушал его неспешную речь. И удивленно переспрашивал:
— Выходит, ты — Пудила, не приветствуешь турниры? Ты не любишь развлечения?
Он усмехнулся.
— Ты знаешь, Роберт, какое то зрелище? Дух просто захватывает, когда видишь, как две конные фигуры с грохотом несутся друг на друга. Как блещут их крепкие доспехи, как горят они под солнцем. Особенно когда знаешь, что сам мастерил тот доспех, который готовится на себя удар принять. И сердце в пятки уходит, когда вспоминаешь, что на груди его трещину забыл заварить! О, я люблю турниры. Тем более за доспехи дворяне наши золота не щадят. Хотя потом и обирают безбожно.
