«Похоже, в этот вечер я отомщу всем своим врагам».
Но для исполнения коварного плана нужно было вернуть самообладание, вести себя ничуть ни подозрительно, как при нашей последней встрече на балу, когда я пригласил Елену Бибикову на вальс.
Она считалась светской красоткой, Вы назвали бы ее львицей. Но помимо красоты она ничем хорошим не была наделена. Живя в Петербурге я узнал, что в ней тесниться скопище пороков — алчности, блуда, злословия и сплетен. Елена была под стать отчиму — палачу. Жестокая, привыкшая играть как пешками влюбленными в нее мужчинами, она, получала наслаждение от чужой скорби. Год назад она вышла замуж за князя Белосельского — Белозерского, и принялась клеймить позором несчастного мужа во всех салонах и богатых домах, изменять ему с кем попало. Ее мне было меньше жаль, чем лесного птенчика или полевую мышь.
Прислушиваясь к кокетливому разговору Елены с молодым мужчиной, я понял, что нашел добычу. Осталось только заманить ее в укромное местечко и выпить ее кровь.
— Простите за вторжение в ваш разговор, но мимо Елены Прекрасной не смог я пройти, не оказав внимания, — льстиво защебетал я, приблизившись к крыльцу особняка, возле которого Елена в пышном голубом платье флиртовала с очередным поклонником — застенчивым черноусым юношей в зеленой шинели титулярного секретаря.
Я очень боялся того, что голос мог измениться после обращения, и старался говорить нежно и быстро, чтобы разницу, если она есть, трудно было заметить.
— Надеюсь, вы позволите, сударь, украсть ее у вас и проводить до дому? — я вперил в юношу серьезный и настойчивый, почти угрожающий взгляд.
Робкий секретарь, как я и рассчитывал, покорно уступил даму.
— Признаться, вот уж где не ожидал вас встретить, так это здесь, — я снова пожалел о том, что не знаю, как называется город.
— Я тут по мужниным делам. Эспер меня забросил в глушь скучать без каждодневных праздников, — мгновение Елена колебалась, прежде чем взяться за предложенный ей локоть и пойти со мной под руку. — А вас какой судьбою занесло сюда? Скажите, Тихон.
— Приехал погостить у дядюшки.
— Как удивительно совпала наша встреча! Вижу в том я провиденья знак.
Она внимательно на меня посмотрела, и легкая таинственная улыбка промелькнула на ее тонких губах, а густые, почти как у юноши, только что беседовавшего с ней, коричневые брови чуть сместились к широкой переносице, придавая ее маленькому личику настороженный вид.
— Да, видно по всему, крылатые амуры замыслили соединить наши сердца не в средоточьи суеты мирской, а здесь, на малолюдной площади, под строгим взором всадника из меди. Надеюсь, он не оживет внезапно, не похитит вас. О, как страшит меня разлука. Я так по вам скучал, и помните, прислал вам пару писем со стихами.
Держался я отлично, впрочем рот не раскрывал широко, чтобы она не могла обнаружить клыки.
— Я их храню в шкатулке, — прелестница на миг потупила взгляд, и, сделав паузу, нацелила на меня миндалевидные карие глаза с еще большим вниманием. — Люблю ваши стихи. Они близки к жизни, не отравлены красивой сказочной ложью.
На взгляд «глаза в глаза» с недавних пор я ненормально реагировал (для человека), он будил во мне звериную ярость. Пришлось отвести взгляд, будто от смущения, дабы не совершить задуманной расправы раньше времени и в неподходящем месте.
Я вел Елену к темному парку, из которого доносился шелест волн. Безлюдный берег реки я считал лучшим местом для убийства в городе N.
— Прочесть вам что-то новое из лирики? — предложил я.
— Чуть позже, а пока позвольте вам устроить маленький и дружеский допрос. Я слышала, вы перестали отвечать на письма. Зачем вы вообще из Питера сбежали? Зачем в деревне спрятались? Устали от толпы людской? Или была на то любовная причина?
— Искал я вдохновенья для стихов. Погнался за красотами природы.
— И что же, Тихон, увенчались ли успехом поиски?
— Природа меркнет по сравненью с вашей красотой, прекрасная Елена. Питаю я надежду, вы простите мне сию измену. Я посвятил всего лишь крошечку стихов лесам, полям, речушке и березам на лугу.
Ветер утопил меня в запахе ее духов, основой которых парфюмер выбрал ароматические масла розы и камелии. Я задержал дыхание.
— Вы странно изменились, Тихон, — заметила Елена.
Ее слова меня встревожили.
— Вы много курите? — предположила она.
Мы вошли в безветренную аллею парка, и мне стало легче дышать.
— Я, как и прежде, вовсе не курю, — я кашлянул, сбивая грубость голоса. — Простыл немного. В дороге просквозило.
— Думала, что вы вернетесь из деревни смуглым, как арап. А вы, мне кажется, еще бледнее стали, чем были в городе дождей, — Елена удивленно всматривалась в мое лицо.
— Дни напролет сидел в усадьбе, в кабинете, в добровольном заточении, не видя света белого. Три тома настрочил по философии… И тянет на полпуда каждый том, — нашел я отговорку.
— Геройство ваше поразительно, Тихон, — намеченная жертва призадумалась.
Я тоже задумался — над тем, как побыстрее и поудобнее (для меня, конечно, а не для нее) укусить Елену. В отличие от шеи косули или оленихи, шея человеческой женщины была средоточием жесточайших ароматов, он которых у меня перехватывало дыхание, сводило зубы, и в горле возникал неудобный для питания ком. К тому же эту нежную уязвимую шею надежно защищал от моих клыков голубой шелковый шарфик, надушенный еще беспощаднее, чем ее кожа.
— Прошу вас, подарите мне на память ваш воздушный шарф, — убедившись, что на аллее мы одни, я встал перед жертвой, протянув к ней руки и чуть пригнув колено. — Оно поможет мне придумать восхитительные стихи, убережет от скуки.
— Я бы с радостью, но шарф подарен мужем, — Елена подергала шарфик за бахрому, и я громко чихнул дважды.
— Будьте здоровы, Тихон.
— Как надоела мне простуда. Скорей бы от нее избавиться, — проскрипел я.
От невыносимой жажды крови мой голос стал еще грубее.
Река плескалась совсем близко, и я поманил Елену на спускавшуюся к берегу дорожку.
— Эспер и так считает, что обделен моей любовью, — рассуждала вслух неприступная добыча, спускаясь к реке. — Он шарф из Франции привез, в подарок к первой годовщине свадьбы. Обижен будет страшно, ежели скажу, что потеряла шарф. Но ради вас переживу еще одну его обиду. Держите. Я дарю на память.
Подскочив сзади, Елена накинула шарф мне на шею. Я сорвал его непочтительным броском руки, не дыша.
Мы вышли к достаточно широкой для судоходства речке, через которую был построен каменный мост венецианской архитектуры. Глухая тень под опорами моста представилась мне уютным трактиром.
