— Простите мне единственный, и ни к чему вас не обязывающий поцелуй? — спросил я, уводя Елену в тень моста по скользким камням.
Она была в перчатках, и не чувствовала холода моей руки. Остановив доверчивую женщину, я повернулся к ней.
«Приятного аппетита, дорогой Тихон Игнатьевич».
— Ну разумеется, прощу. Он даже будет мне приятен, — Елена смущенно улыбнулась под моим алчным взглядом.
«Я в этом не уверен, но зато приятно будет мне», — подумал я.
Последний вздох — ее и мой, последние сомнения, искры совести… В моем воображении зловещий виселичный скрип, печальное лицо Рылеева, коварная ухмылка Бенкендорфа, и долгожданная вкусная кровь, сочащаяся в горло — все смешалось. «Она не виновата!» — будто бы воскликнул кто — то невидимый. «Но страдать — то будет он, палач», — возразил я.
И склонился к Елене, готовый зажать ее рот рукой и впиться в пульсирующую жилку на шее.
— Неловко отвлекать от жизненно важного занятия, господин, но я вас разлучу с предметом страсти.
Обернувшись на голос, я обомлел. Под мостом шагах в пяти от меня стоял холеный вампир, одетый как Евгений Онегин, только без шляпы.
Выглядел он примерно на двадцать лет, и по запаху был еще молод. От неожиданности я выпустил жертву из рук.
Елена поднялась по склону и оказалась в зоне видимости проходивших по мосту людей.
— Уходите, сударь. Это не ваша добыча, — сдавленно прошептал я, сверля незнакомца неприветливым взглядом.
— Но и не ваша, — дерзко усмехнулся вампир, незаметно для взволнованной женщины показывая мне правый клык.
Его рука скользнула под распахнутый сюртук и легла на пистолет, прикрепленный к поясу.
«Чем он стрелять собрался? Щепками осины?»
Однако безоружным быть еще хуже.
— В чем дело, Владимир? Что вы себе позволяете? — возмутилась Елена. — Тихон — мой столичный знакомый.
«Владимир… Так у здешних упырей принято знакомиться с добычей заранее, умасливать ее баснями несколько вечеров подряд, прежде чем съесть? Странный обычай!»
В мгновение ока местный вампир подскочил к Елене. Я непременно попытался бы вернуть свою жертву, если бы пожилая пара не решила посмотреть, плавают ли в реке утки. На людях вампирам нужно вести себя прилично.
— Елена Павловна, он — опасный мятежник, присланный сюда, чтобы убить вас, — зашептал Владимир в ухо женщины. — Прошу вас, бегите отсюда. Наймите извозчика и уезжайте.
— Без вас я не поеду, Володя, — испуганно вздохнула она.
Старички удалились, не заметив уток. На нас они не обратили внимания.
— Бегите, Елена! — настаивал мой соперник в борьбе за ужин.
— А вы?
— За меня не волнуйтесь. Я приеду позже. Идите, прошу.
Выбежав на дорогу к мосту, Елена остановила бричку. Уезжая, она тревожно оглядывалась на нас.
Мы с соперником остались один на один. Я был готов смириться с потерей добычи, только бы он позволил мне спокойно уйти. Но извиняться, кланяться в ноги, умоляя о пощаде, не позволяла гордость.
Еще я узнал происхождение беспокоившего меня в этом городе предчувствия, что кто-то наблюдает за мной, идет по пятам. Я думал, что чувствую сородичей из стаи, старался запутать след, но оказалось, не они преследовали меня.
Да, я нарушил правило вампирского этикета. Вторгаться в чужие охотничьи угодья, и тем более, претендовать на чужую добычу — нехорошо. Вел я себя при встрече тоже некультурно. Но разве виноват я в том, что хозяин угодий не удосужился оставить метки? Если бы я знал, что нельзя ходить в город, разве бы пошел?
А поскольку дело сделано, остается одно — достойно выйти из противостояния, желательно без кровопотери.
Мы молча изучали друг друга, прохаживаясь под мостом вдоль берега, как дикие коты перед стычкой.
Владимир был примерно одного роста со мной. Очертания его треугольного лица несколько сгладила хорошая жизнь. Нос был маленький, неприметный, губы узкие и тусклые. Светлые волосы подстрижены коротко, оставлена лишь незначительная челка, сильно отличавшаяся по цвету от коричневых бровей… Так себе видок. Вроде как привередливому дамскому взгляду и прилепиться не к чему. Правда, его здорово украшали близко посаженные голубые глаза.
Я не ошибся насчет возраста соперника. Обратили его от силы год назад. Он не был великим воином, огни и воды прошедшим в суровые времена. Следовательно, его глупо бояться, пусть лучше он боится. Он ведь не знает, насколько я силен и опасен. Одна толщина моя чего стоит… Можно подумать, что я съел за свою вампирскую бытность немало таких зазнаек, как он.
Мою фигуру Владимир изучал с вящим недоумением на бледном, но все же не таком безжизненном, как у меня, лице. Он часто усмехался, пытаясь разрушить мое терпение. Я не хотел говорить первым. Он — тоже.
И все-таки первым заговорил я.
— Послушайте, любезный собрат, — я начал диалог вежливо до безупречности, — что нам делить? Народу в городе обоим хватит. Согласен, я вел себя возмутительно, но если вы хорошо знакомы с Еленой Павловной, то известно вам, какая это вертихвостка, и как много зла она может причинить влюбленному простофиле.
— Вы не тянете на простофилю, месье. А на влюбленного — тем паче, — Владимир широко улыбнулся, показывая убранные клыки.
Я счел эту улыбку знаком перемирия.
— Хотите скажу, кто вы? — предложил он, перестав маячить перед глазами.
— Внимательно вас слушаю.
Мне было интересно говорить с ним, захотелось даже примкнуть к его стае, если у него есть стая. А если нет, просто пойти за ним. Ведь просвещенный, хорошо воспитанный сородич — редкость сродни розовому алмазу.
— Вы умный, расчетливый охотник. Но до романтики бесчувственный, как срубленная осина.
— Осина? Почему не дуб, не ясень? — изумленно поинтересовался я.
— Люблю осину, — возвышенно ответил Владимир.
— Странная любовь…
— Она мне жизнь не раз спасала… Да и не только мне.
— Что ж, понимаю ваши чувства, и не выступаю против них. Хочу я только знать, чем закончится наш разговор.
— Осиной в вашем сердце.
— А нельзя иначе?
— Нельзя.
— Мы словно кумовья друг другу. Кто ж грозит осиной куму? — я осуждающе покачал головой, разведя руками.
— У вас нет оснований называться моим кумом, — сердито заявил Владимир.
— Нет оснований? — едко передразнил я. — А порода?
— Я вам не спаниель какой — нибудь! Нет у меня породы.
— А дворянство? Вы же дворянин!
— Положим так, но все равно вы мне не кум. Нахальный вы пришелец.
— Голодных странников любезно надо принимать… а вы… Сами — то наелись до отвалу, и давай обхаживать светских дам… Разве так прилично?
