Шторма должны были рассеять и задержать волантийцев так же, как и корабли самого Виктариона. С божьей помощью многие из них утонули или сели на мель. Но не все. Ни один бог не мог быть столь благосклонен, и уцелевшие зелёные галеры уже могли обогнуть Валирию. «Большие боевые дромоны, кишащие солдатами-рабами, будут двигаться на север – к Миэрину и Юнкаю. Если Штормовой Бог пощадил их, они приплывут в Залив Скорби. Триста кораблей, а, возможно, даже пятьсот». Их союзники уже под Миэрином: юнкайцы и астапорцы, войска из Нового Гиса, Кварта, Толоса, и Штормовой Бог знает откуда ещё. Даже флот самого Миэрина, покинувший город перед его падением. И против всех них у Виктариона было только пятьдесят четыре корабля. Пятьдесят три, если не считать «Акулу».
Вороний Глаз проплыл полсвета, он пиратствовал и грабил от Кварта до Высокодрева, заходил в порты нечестивцев, где швартовались только безумцы. Эурон осмелился заплыть в Дымящееся Море и выжил, чтобы поведать об этом. «И всё это с одним-единственным кораблем. Если он смог обмануть богов, смогу и я».
– Есть, капитан, – сказал Одноухий Вульф. Он не стоил и половины Нута-Цирюльника, но его украл Вороний Глаз. Сделав Нута лордом Дубового Щита, брат переманил к себе лучшего из людей Виктариона. – Мы и в правду поплывем в Миэрин?
– Куда ж ещё? Королева драконов ждёт меня в Миэрине.
«Прекраснейшая из женщин на свете, если верить моему брату. Её волосы серебряно-золотые, а глаза – аметисты».
Не наивно ли надеяться, что Эурон тогда сказал правду? «Возможно». Скорее всего, королева окажется девкой с рябым лицом и висящими до колен сиськами, а её драконы – всего лишь татуированными ящерицами из болот Сотороса. «Но если она такова, как утверждал Эурон...» Они слышали россказни о красоте Дейенерис Таргариен из уст пиратов на Ступенях и толстых торговцев в Старом Волантисе. Может быть, это правда. Эурон не собирался дарить её Виктариону, нет – Вороний Глаз хотел забрать добычу себе. «Послав меня как слугу, чтобы я достал её, он взвоет, когда я потребую её себе». Пусть парни ворчат. Они слишком далеко заплыли и слишком многое потеряли, чтобы Виктарион мог вернуться назад без добычи.
Железный капитан сжал в кулак здоровую руку.
– Сходи, убедись, что мои приказы выполняются. Найди мейстера, где бы тот ни прятался, и пришли его в мою каюту.
– Есть! – Вульф захромал прочь.
Виктарион Грейджой вернулся на нос корабля, чтобы осмотреть свой флот. Паруса на заполнивших море ладьях были убраны, вёсла вставлены в уключины. Корабли стояли на якорях или лежали на белом песчаном берегу. «Кедровый Остров». Где же кедры? Похоже, сгинули четыреста лет назад. Виктарион дюжину раз высаживался на берег поохотиться, но ещё не видел ни одного кедра.
Женоподобный мейстер, навязанный ему Эуроном в Вестеросе, утверждал, что когда-то это место называлось «Островом Ста Битв», но люди, сражавшиеся в тех битвах, давно превратились в пыль. «Обезьяний Остров, вот как его следовало бы назвать». Также тут жили свиньи: множество визгливых поросят в кустарнике, а также самые крупные и самые чёрные кабаны на свете из виденных железнорожденными. Наглые твари, которых не пугало присутствие человека. «Впрочем, они быстро научатся» – подумал Виктарион. Кладовые Железного Флота заполнялись копчеными окороками, солониной и беконом.
Но обезьяны... они были бедствием. Виктарион запретил своим парням приносить на борт этих демонских отродий, но каким-то образом половина его кораблей оказалась наводнена ими. Этой участи не избежала даже его собственная «Железная Победа». Даже сейчас он видел несколько тварей, прыгавших с мачты на мачту и с корабля на корабль. «Эх, был бы у меня арбалет!»
Виктариону не нравилось это море, не нравилось бесконечное безоблачное небо, не нравилось раскалённое солнце, которое пекло голову и так сильно нагревало палубу, что она обжигала босые ноги. Ему не нравились шторма, которые, казалось, налетали из ниоткуда. Возле Пайка тоже часто штормило, но там, по крайней мере, можно было заранее почувствовать приближение бури. А эти южные шторма вероломны как женщины. Даже вода тут была неправильного цвета – мерцающе-бирюзовая у берега и тёмно-синяя, почти чёрная, на глубине. Виктарион скучал по родным серо-зелёным водам с их валами и бурунами.
Кедровый Остров ему тоже не нравился. Да, охота здесь хороша, но леса какие-то уж слишком зелёные и тихие, полные кривых деревьев и странных ярких цветов, каких не видел прежде ни один человек из его команды. Возле разрушенных дворцов и разбитых статуй утонувшего Велоса, находившегося в полулиге севернее стоянки флота, притаились неведомые ужасы. В последний раз, когда Виктарион ночевал на берегу, его сны были тёмными и тревожными, и он проснулся с полным крови ртом. Мейстер сказал, что Виктарион прокусил себе язык во сне, но он принял это за знамение Утонувшего Бога. Предупреждение о том, что захлебнётся кровью, если задержится здесь надолго.
Говорили, что когда Валирию настиг Рок, стена воды вышиною в три сотни футов обрушилась на остров, утопив сотни тысяч мужчин, женщин и детей. Выжили лишь несколько рыбаков, вышедших в тот день в море, да горстка копьеносцев из Велоса, чей пост находился в каменной башне на самом высоком холме острова: оттуда они наблюдали, как бушующее море поглощало окрестные холмы и долины. Прекрасный Велос с его дворцами из кедра и розового мрамора сгинул в одно мгновение. Та же судьба постигла древние кирпичные стены и ступенчатые пирамиды рабовладельческого порта Гозая на северной оконечности острова.
«Там, где много утопленников, будет силён и наш Бог», – думал Виктарион, выбрав этот остров для встречи трёх частей своего разделённого флота. Но он не был жрецом. Что, если он ошибался? Быть может, Утонувший Бог уничтожил остров в порыве ярости. Брат Эйерон знал бы точно, но Мокроголовый вернулся на Железные Острова, чтобы проповедовать против Вороньего Глаза и его власти. «Ни один безбожник не может сидеть на Морском Троне», – повторил он про себя слова брата. Но все капитаны и короли голосовали на вече за Эурона и выбрали его вместо Виктариона и других богобоязненных людей.
Утреннее солнце так отражалось в водной ряби, что на яркие блики было больно смотреть. У Виктариона раскалывалась голова, хотя он не мог ответить – из-за солнца, больной руки или обуревавших его сомнений. Он спустился в прохладный сумрак своей каюты. Смуглянка знала, чего он хочет, без слов. Когда Виктарион опустился в свое кресло, она взяла из миски мягкую влажную тряпицу и положила ему на лоб.
