Да и не достать.
— На войне как-то вот получилось… и потом тоже… когда война расти легко, — теперь он глядел на Эвелину прямо, не моргая, и ей стало неуютно под этим вот взглядом. Но она выдержала.
И улыбаться не стала.
И, кажется, это было правильно, если Матвей Илларионович кивнул.
— Однако… мне не единожды намекали, что мое семейное положение… вернее, всякое отсутствие семьи… вызывает вопросы. Сомнения в моей… — он махнул рукой. — Преданности… и вовсе… подозрения.
— Тогда вам следовало бы найти жену.
Он поморщился, будто от зубной боли.
А ведь дело не только в том, что его не любили. Мужчины вовсе часто не обращают внимания на этакую безделицу, как любовь. Нет, там что-то куда более неприятное, болезненное для самолюбия.
Но… правильно ли лезть в чужие раны?
Эвелина подцепила на вилку полупрозрачный ломтик вяленой осетрины.
— Сперва я надеялся, что… и не оправдались… не важно. Простите. Я действительно не привык говорить на подобные темы, — он набычился. — Я тоже решил, что, возможно, и вправду стоит жениться.
Донельзя здравая мысль.
— И предпринял некоторые действия. И даже нашел женщину, которая не выказывала отвращения…
К генералу?
Невероятной сложности задача.
Кажется, ей все-таки не удалось скрыть скепсис.
— Поверьте, я не слишком приятный в общении человек. Многим иным рядом со мной, мягко говоря, неуютно, — уточнил Матвей Илларионович. — А все—таки хотелось бы найти женщину, которая… привыкла бы, что ли? И мне показалось, что все получилось.
— Вы ошиблись? — Эвелина решила помочь.
Немного.
Мужчинам не нравится говорить о своих ошибках. И вот этот тоже… кивнул. Вздохнул снова и сказал:
— Она служила секретарем. У меня сложилось впечатление, что она проявляет большую симпатию, чем это предписывает служебная инструкция. И когда я… пригласил ее на личную встречу…
— Вам не отказали.
Он вновь кивнул.
— Вы ешьте, — сказала Эвелина. — А то ведь остынет.
А ведь наверняка голоден, пусть и пытается на еду не смотреть, но она шкурой чувствует интерес. И вновь обидно, что ей, Эвелине, предпочли шашлык из семги, который аккурат подали на свежих салатных листьях.
— Я… манерам не обучен.
— Пустое, — отмахнулась она. — Здесь совершенно не перед кем показывать манеры.
— А вы?
— Я живу в коммунальной квартире, — почему-то перед ним признать это было просто. — И поверьте, манеры — это последнее, о чем соседи думают.
— Почему коммунальная? Вы ведь звезда?
— Была звезда, да… — она взяла тонкую палочку. — Она согласилась? На свидание? И потом еще на одно. И вы решили заговорить о большем?
— Я обозначил серьезность своих намерений.
То есть прямо заявил, что собирается осчастливить девицу, которая вряд ли на этакую удачу рассчитывала. И что пошло не так? Почему генерал по-прежнему не женат?
— Однако… я попросил… моего старого друга… узнать о Ларисе… на всякий случай.
Шашлык он все-таки взял. А Эвелина налила водки, но Матвей Илларионович покачал головой:
— Хватит. Я вообще редко употребляю. Просто… ситуация неприятная.
— Любовник? — предположила Эвелина.
…в конце концов, что еще могло свернуть этакого… упрямца с выбранного пути.
— Любовник, — согласился он, примеряясь к шашлыку. — Проклятье… как это вообще едят?
Это прозвучало до того беспомощно, что Эвелина не удержалась от улыбки и вилку протянула.
— Так, как вам удобнее. Меньше думайте о том, как это выглядит со стороны. И жить станет много легче.
Он хмыкнул, но вилку взял.
— Не могу. Постоянно боюсь оказаться в идиотской ситуации. Вот… в общем, она встречалась с одним… лейтенантом. Давно. Даже ребенок был. Она его у матушки прятала. Понимаете, ребенок — это не проблема. Своих у меня нет, да если и будут, то всем место найдется… вот… оказалось, что она со мною, чтобы ему помочь… влюбленная…
…еще одна влюбленная дурочка, которая ради эфемерного чувства позволила себя изуродовать. И ведь не сама же она додумалась генерала окрутить. Кто-то вложил в пустую голову такую вот замечательную мысль.
— Сочувствую, — сказала Эвелина вполне искренне, ибо и вправду сочувствовала, что генералу с его воистину великой невезучестью, что незнакомой ей Ларисе.
— Я вызвал этого… молодчика, — внушительный кулак сжался, и показалась, что Матвей Илларионович просто-напросто сомнет вилку. — Он стал лепетать, что никакой-то любви нет, что… подруга детства… и все такое… глупость молодости. Порывы души прекрасные и прочая чушь.
— А вы?
Не походил Матвей Илларионович на человека, который способен был взять и простить.
— А я… я вот и подумал, что вполне себе могу карьере поспособствовать. Лариса ведь и вправду хорошим секретарем была, таких где еще найти, а что он дурак и не ценил. Велел, чтобы расписались. Сказал, если финтить вздумает, то мигом на финской границе окажется. Или еще подальше… военные везде нужны.
— И согласился?
— Согласился, — он все-таки попробовал шашлык. — Только потом слушок пошел, что я свою любовницу пристроил.
Матвей Илларионович поморщился. Пожалуй, если бы он и вправду любовницу пристроил, он бы от слухов просто отмахнулся, а тут вот обидно.
— Наверху… дали понять, что мною недовольны. Сюда вот отправили. Разбираться с одним… проектом. И велели, чтобы, пока не женюсь, на глаза не попадался. Вернут, конечно, никуда не денутся. Но… приглядывают. И потому мне нужна невеста.
— Только невеста?
— Если поладим, то и жена. Отчего бы и нет?
Это предложение было совсем не тем, на которое Эвелина рассчитывала. И потому растерялась. И…
— А вас не смущает, что я…
— Актриса? Нисколько. У Пастухова супруга тоже из актрис. Очень достойная женщина. У Овчинского — певица… а вас мне характеризовали самым положительным образом.
Вот уж чего не хватало.
— Вы молоды. Хороши собой. Манеры опять же… мне их не хватает, а вы вот можете…
— Что могу?
— Соусом на скатерть не капать, — сказано это было с величайшей серьезностью. — Не подумайте, я готовился к разговору. Я… многое о вас узнал. Вам двадцать шесть. Возраст отнюдь не юный, однако при всем том вы ни разу не были замужем.
— Не брали, — получилось довольно резко. — Если вы заметили, я не совсем… человек.
— Скорее уж совсем не человек. Гамаюн. И матушка ваша ею была. И бабушка… правда, говорят, что в вашей матушке кровь спала, а вот о бабушке вашей я много лестного слышал.
Эвелина прикрыла глаза.
— Я знаю, что вам поступали предложения самого разного свойства, — теперь он говорил ровно, не запинаясь, и голос его был жестким, даже злым. — И вы всякий раз отвечали отказом, даже в случаях, когда этот отказ вредил вам. Вы давно могли бы переехать в собственную квартиру, и собственную же шубу приобрести…
— Хватит.
— Отнюдь. Мне хочется, чтобы мы с вами друг друга поняли. Так уж вышло, что по роду службы мне часто приходилось иметь дело с… не-людьми. Да и сам я… не совсем, чтобы. Поэтому ваше происхождение меня не смущает.
— А ваше… начальство?
— И их не смутит.
Эвелине подумалось, что если отказать, то он просто исчезнет из ее, Эвелины, жизни. Что не будет уговаривать и настаивать, обещать золотые горы, дразнить возможностями и исполнением мечты. Но лишь вытрет пальцы льняною салфеткой, скажет что-то вежливое, сообразное моменту, и удалится.
— У меня не слишком приятный характер, — сочла возможным предупредить она.
…а отказываться глупо.
Не каждый день предлагают стать генеральской невестой, а возможно, что и женой.
— Я капризна. Требовательна. Порой истерична.
— Мне доложили иное, — он умел улыбаться, только относился к тому типу людей, которым категорически не шла улыбка. — Вы трудолюбивы. Серьезны. И вежливы со всеми, невзирая на чины и личные отношения…
Надо же.
Слышать такое о себе было, пожалуй, приятно.
— Вас недолюбливают, порой… весьма.
