— Быстро! Тихо! — Сестра Колесо пропустила их внутрь.
Поначалу тусклый свет породил лишь впечатление огромных колонн и полированного пола; за ними виднелось более светлое пространство. Нона последовала за спиной Клеры, моргая, чтобы помочь глазам привыкнуть. Они находились в огромном фойе, которое само по себе было больше любого дома в Истине, за исключением самых богатых. Сестра Колесо повела их вдоль стены налево к маленькой двери сбоку, словно позволяя послушницам рисковать, пятная и дальше столь святое место. Из вида внутренней части собора, мелькнувшей между гладкими колоннами черного мрамора, Нона поняла, что пространство было одновременно необычным и обширным, освещенным дюжинами длинных и узких окон, расходящихся от вершины купола, с мерцающей статуей в центре, крошечной в таком пространстве, но намного большей человека.
Притяжение, которое Нона почувствовала в ту первую ночь в монашеских кельях, тоже было здесь. Не такое сильное, как тогда, когда она стояла всего в нескольких ярдах от черной двери, ведущей в заднюю часть собора... но все же оно было. Огромное и гулкое пространство, солнечный свет, проникающий через множество окон, золотая статуя — все это было величественным и впечатляющим, возможно, даже святым, но не они были источником. Что-то заполняло этот купол, едва не разрывая, но его центр лежал глубже…
— Нона! — Клера у открытой боковой двери, зовет. — Хватит попусту терять время!
Нона поспешила в маленькую классную комнату, тускло освещенную тремя высокими узкими окнами, которые образовывали кольцо, продырявившее стену большого купола.
— Опаздывают на занятия, но никогда не опаздывают на ужин! — Голос Сестры Колесо, скрежещущий, как железо по стеклу, стал на удивление громким, когда она указала на Нону и Клеру, появившихся в двери.
Ноне, которая до сих пор присутствовала только на одном монастырском ужине, это показалось слишком суровым суждением.
Сестра стояла в дальнем конце класса в одном из кругов света, отбрасываемого окнами, белая воронка ее головного убора сияла, а выбившиеся пряди седых волос, казалось, плавали вокруг ее лица:
— Идите на место, быстро! Дорога к проклятию вымощена медленными шагами!
Нона поспешила к пустой парте у двери, опустив голову и пытаясь понять, как можно вымостить дорогу шагами. Клера заняла соседнюю парту, сверкнув улыбкой в ее сторону. Порывшись в рясе, она вытащила туго свернутый свиток пергамента, грифельную доску, кусок мела, маленький закупоренный горшочек и перо. Последнее создавало впечатление, что птица, с которой его сняли, умерла от какой-то изнурительной болезни, упав со своего насеста в грязную лужу, прежде чем ее переехали несколько повозок и, наконец, основательно пожевала голодная кошка.
Послушницы за другими столами уже развернули перед собой свитки, некоторые макали перья в чернильницы. Перо Арабеллы поймало свет, превратившись в нечто неземное. Идеальное лебединое перо, чистое и блестящее.
— Мы продолжим восемнадцатую часть катехизиса. Позже я проверю, как вы помните имена святых, их дни памяти, а также службы и традиции, характерные для каждого... Новая девочка! Достань свой пергамент и перо! Или ты не считаешь мои слова достойными записи?
— Да... — Смех со всех сторон, в том числе музыкальный перезвон Арабеллы. — Я имею в виду, нет, Сестра Колесо.
— Сестра Колесо? В этом классе нет Сестры Колесо, девочка. Ты будешь обращаться ко мне Госпожа Дух. А теперь достань свой свиток!
— Но... у меня нет... — Нона похлопала себя по рясе, как будто нужные ей вещи могли каким-то образом оказаться в одном из внутренних карманов без ее ведома.
— Быстро! — Сестра Колесо хлопнула железной ладонью по столу Джулы в первом ряду и двинулась к Ноне, лавируя между столами, девочки опускали головы, когда она проходила мимо.
Нона почувствовала, как знакомый гнев закипает где-то глубоко внутри, куда ее мысли никогда не осмеливались проникнуть. Даже если бы ей дали перо и пергамент... Она никогда в жизни не держала в руках ни того, ни другого и могла делать нужные знаки пером на пергаменте примерно так же, как могла летать.
— Ну? — Сестра Колесо нависла над Ноной, бледные водянистые глаза встретились с пристальным взглядом.
Нона резко встала.
— Поступление послушницы Ноны в монастырь было... нестандартным. — Настоятельница Стекло вошла незамеченной и теперь, положив руку на плечо Ноны, вернула ее на место. — В результате обычной переписке относительно припасов, которые должен принести с собой абитуриент, просто не было, Госпожа Дух. — Настоятельница положила на стол перо с серым опахалом и толстый свиток пергамента. — Нона, однако, будет скорее слушающей ученицей, чем пишущей, до тех пор, пока Сестра Чайник не объявит, что Нона достаточно продвинулась во время внеклассных занятий. Она будет...
Бледное лицо Сестры Колесо побагровело:
— Я знаю в точности, какими внеклассными занятиями занимается Сестра Чайник, и с кем, и я...
— Сестра Чайник улучшит чтение и письмо Ноны до уровня, необходимого в Красном Классе. — Настоятельница пристально посмотрела на Сестру Колесо. — Вопрос закрыт.
Сестра Колесо нахмурилась и заковыляла к началу классной комнаты.
Настоятельница Стекло развернула верхнюю часть свитка Ноны и достала чернильницу, чтобы удержать его на месте. Она обмакнула перо и, казалось, одним плавным движением оставила на пергаменте прекрасную путаницу линий, черных и блестящих, извивающихся, как виноградная лоза.
— Твое имя, — сказала она. Она обмакнула снова, и под пером появились три очень разные линии, переплетенные закорючками, небрежно нарисованными, хотя имя было очень аккуратным. Настоятельница достала промокашку и промокнула рисунок. — А это ты.
Нона уставилась на узор, нахмурив лоб.
— И, раз уж я здесь, — продолжала настоятельница, — я обращусь к послушницам. — Она последовала за Сестрой Колесо, улыбаясь девочкам по обе стороны от нее. — Некоторые здесь, возможно, еще не слышали моего приветствия вере — конечно, Арабелла и Нона не слышали, – и не будет вреда освежить память у тех, кто слышал.
Нона вытянула палец, чтобы проследить линии своего имени, и когда она сделала это, более крупный узор под ее именем внезапно обрел смысл... ее лицо, пойманное тремя черными закорючками. Лицо, которое в последний раз смотрело на нее из зеркала на стене Раймела Таксиса. Она моргнула и подавила смешок, удивляясь, как она вообще могла не понять, что означают эти строки. Возможно, когда-нибудь письмо откроет ей свое значение таким же образом.
Настоятельница Стекло вышла вперед и, отогнав Сестру Колесо в сторону, заняла центральное место:
— Сестра Колесо учит нас важным деталям нашего почитания Предка. Механики этого дела, если хотите. Как и когда. Она делает это хорошо, и мы благодарим ее за это. Однако моя обязанность — напоминать нам всем почему.
Нона, например, до того, как пришла к нам, была последовательницей Надежды, и хотя Надежда — это санкционированная ересь, которая подпадает под рамки Предка, мы... да, Нона?
Нона подняла руку, как это делали большие, когда хотели задать вопрос на уроке Наны Эвен, проходившем в каждый седьмой день. Мало кто из них когда-либо действительно спрашивал, потому что ответ обычно был: «потому что я так говорю».
— Моя мать ходила в церковь Надежды в Белом Озере, но я никогда не произносила этих слов. Одна звезда белая, другие красные... почему я должна преклонять перед ней колени? — Так говорил ее отец. — В моей деревне молятся богам, которых много и у которых нет имен. — Послушницы захихикали, как будто это было смешнее, чем их собор и золотая статуя.
Настоятельница Стекло поджала губы:
— Такие верования необычны для Истины, Нона. В Диких Землях на востоке и по ту сторону границы, в Скифроуле, сохранились остатки многих верований, и император терпимо относится к ним, но Предок...
— Мой отец охотился на льду и даже в подземных туннелях. — Нона почти ничего не помнила о своем отце, кроме тех историй, которые он рассказывал. И ни одна из этих историй не запомнилась ей так ярко, как та, что рассказывала о туннелях. Проточенные рекой, они бежали подо льдом и становились сухими, когда вода находила лучший путь или замерзала у истоков. В этих историях ее отец и его клан охотились на зверей из всех сказок, которые она когда-либо слышала. Но лучшие из его историй рассказывали о Пропавших, о тех, кто не был людьми и кто жил на Абете до того, как четыре племени спустились со звезд. Ни один человек никогда не видел Пропавших, но их слуги остались и теперь бродили по темным местам подо льдом, где святые для Пропавших места снова обнажились. Такие руины можно было найти везде, где туннели пересекали города, которые Пропавшие вырезали глубоко в самой скале. — Мой отец говорил, что Предок может присматривать за нами в Коридоре, но в темных уголках этого мира правят боги, которых оставили после себя Пропавшие.
