Суровая складка меж бровей Бойши мало-помалу разгладилась. Доволен вождь. Дело клонится к удачному концу. Не дело вот так запросто жизнями бросаться. Осудишь девчонку – вместе с ней и парня потеряешь, это и дурной поймет. Таких молодцов как Таши в роду немного, а Уника, так просто загляденье. Правда, Тейко жаль, но в этом вождь не властен. Впрочем, от сердечных ран умирают редко.
А Ромар продолжал, мгновенно уловив нотки неуверенности в негромком гудении толпы.
– Сперва в одну семью поставили, затем в другую перенесли… Ну как не спохватились бы Калинка с Малоном вовремя и попали бы в одну семью?
Что, они кровными братом и сестрой бы сделались? А полюби они друг друга, и если б дите у них зачалось – тоже Калинку судить бы стали?
В народе кто-то охнул – похоже, как раз сама Калинка.
– Вот мое слово, родовичи, – напирал Ромар. – По нашей воле Калинка в одну семью попала. По нашей воле – в другой оказалась… И Матери-Земле до того дела не было.
– Дак что ж у Калинки твоей с с нынешней девкой общего?! – потемнев лицом, выкрикнул Свиол. – Калинка – от людей тура вчера! А Пакс – когда жил-то?..
– Да хоть при самом Ларе-прародителе, – едко ответил Ромар. – По матерям кровь считается – не так ли? Нету у Таши с Уникой общей праматери – и все тут. И у Калинки с Малоном нет. Калинку из одной семьи в другую передвигали? Передвигали. А Унику отчего нельзя? Нешто разница есть меж двумя девчонками?
Род взорвался криками. На судилище положено молчать, а кто право имеет и знает, что сказать, говорить должен негромко, с пониманием. Но когда такое творится, попробуй промолчи!.. Старейшины, все разом, вскочили на ноги. Голоса их смешались. Ромар стоял, вскинув голову, и Таши из его далека почудилось, что все уже закончилось, они победили. Сейчас скажут свое слово шаман и вождь, потом они вместе со старейшинами изрекут приговор… и пусть Крага плюется, сколько влезет…
– Сядьте все! – повысил голос Бойша. – Не за киноварь торгуемся. Ты все сказал, Ромар?
– Нет, – упорно ответил старик. – Вот вам мое последнее слово, сородичи: не за что Унику на смерть обрекать. Не смешана кровь. Не свершилось зло. А обычай… обычай есть мы! Как жизнь покажет, таков и обычай должен быть.
Ромар сел. По толпе прошел шепоток, смущены были все, даже те, кто желал Унике смерти.
А Матхи по-прежнему молчал.
– Ох, не пойму, что ты говоришь, Ромар! – наконец начал Туран. – По-твоему, законы да обычаи отринуть надо, коли пигалица эта их похерила?
Так тебя послушавши, завтра все, кому не лень, с кем попало путаться начнут!
– Ты мои слова, Туран, не переиначивай! – калеченый волшебник грозно сверкнул очами – да так, что здоровенный, бывший некогда первым силачом рода, старшина нижнего селения невольно пошатнулся. – Закон это, конечно, закон, против никто не говорит; да только не всегда жизнь под него подогнать можно. Жизнь любой закон перехитрить сумеет. А насчет «все, кому не лень» да «с кем попало» – так я только про Унику говорил. Не так уж часто к нам приходят женщины из других родов.
– Все равно, – гнул свое Туран. – Какой же это закон будет, если хоть раз его не выполнить? Нарушишь в малом – и большое погибнет. Вот пусть Муха скажет. Что с рекой делается?..
– Гибнет река! – истово выкрикнул старшина рыбаков. – Погибом погибает! Рыба мрет. Древяницы нас не узнают. Омутинники избесились, того и гляди на дно уволакивать станут!.. Гибнет река, и мы вместе с ней сгинем!
– Поняли теперь? – загремел Туран. – Нечего ждать беды, она уже пришла. А от чего все? Скажи им, Муха, скажи!
– Дык ясно с чего!.. Небось через блуд все и пошло!.. – казалось, Муха сейчас заплачет. Лицо его кривилось, точно у обиженного ребенка.
– И шкуру священную она без посвящения схватила! – завопила Крага. – Шкуру-то, шкуру – забыли? Которую только старшие матери брать смеют?!
– Тихо, Крага! – впервые вмешался Бойша. – Ты насчет женских дел не скворчи. Не за то Унику судим. А что до посвящения… так дикие зубрихи, жены Лара, никакого посвящения и вовсе не проходят. И ничего. Живы покамест. А Уника, как ни крути, женщина. Уже.
– Да, можеть, и нет там ничего, – заметил рассудительный Бараг. Он заговорил впервые с начала суда. – Можеть, соврала девка, парня своего выгораживая. Пуза-то – не видать!
– Когда ты пузо увидишь – поздно будет! – взъярился Свиол. – Пусть-ка старухи ее посмотрят…
– Потом! – оборвал Бойша. – Уника знала, что на смерть идет. А тут уже не до вранья. Раз говорит – в тягости, значит, так оно и есть. Из ее слов мы и судим…
– Но, славный Бойша, – прошипела Крага, – если прав Бараг, и не в тягости Уника…
– То, значит, Таши, Ромаров выкормыш – мангас подлый! – рявкнул Свиол. – Надо было испытание по правилам вести. Вот откуда порча идет!
Этот вопль был слышен и на холме, так что рука Таши против воли потянулась к луку. Вот они о чем заговорили! Ну уж, нет, живой не дамся. И первая моя стрела – тебе, Свиол, будет! С Турана-то что взять – для него что Уника, что Калинка, что иная девка – все едино. Закон нарушен – и точка. А вот Свиол…
– Тихо!!! – Бойша приподнялся, рассердившись не на шутку. – Ты, Свиол, прикуси язык! На весь род поклеп возводишь! Парень на испытании стоял. У кого глаза были, те все видели. Род приговорил: Таши – человек!
Кто тут за законы громче всех кричит? Ты, Туран? Ну, так отвечай – с Таши ясно или нет?!
Ох, грозен, грознехонек был в тот миг Бойша! Старшина нижних потупился и вроде бы даже съежился весь…
– Не мангас он, – выдавил он через силу.
– А раз так, то и разговоры о нем – побоку! – предупредил вождь.
– Да леший с ним, окаянцем! – с неподдельным страданием выкрикнул Муха. – А про реку-то опять забыли! Про РЕКУ! Погинает река-ведь!..
– Ты что, думаешь, это с Уникова деяния? – в упор спросил Муху Ромар.
Другой бы, наверное, испугался горящего колдовского взгляда, но Муха и бровью не повел.
– Погинает река!.. Воды совсем не стало! И притоки все, как один, мелеют… и ключи прибрежные высохли… Сети ставить уже негде!.. Скоро жрать нечего будет!.. Через что ж еще такая беда могла привалить, а, колдун, скажи?!..
– Пока не скажу, – негромко ответил Ромар. – Но, поверь мне, Муха, я делаю все, что могу. И, будь у меня вновь две руки – обе отдал бы, не задумываясь, чтобы узнать – отчего эта беда. Веришь мне, нет?
Но Муха, верно, уже ничему и никому не верил. Кажется, он даже не слышал слов Ромара, а просто обхватил голову руками и сел, уткнувшись лицом в колени…
– Истину Муха сказал, – поднялся Свиол. – Гибнет река! Гневается на нас Мать-Земля. А что Ромар тут словами играл, будто Муха острогой – дак известное дело – Уника при нем, как собачонка. А ответь мне, Ромар, кратким словом, чтобы каждый понял. Из одной семьи Уника с… Таши? – последнее слово он выплюнул словно черное ругательство.
