Меня никто не слышит, конечно, Глеб все предусмотрел — отвез куда-то, где меня не найдут, даже если захотят найти.
Я кричу и кричу, громко, протяжно, в надежде, что хоть кто-то услышит меня. Ответом мне становятся тишина и эхо, которое, кажется, просто пытается меня передразнивать.
У меня нет сил кричать — сорвала горло, — но все равно продолжаю сипеть, как беглый каторжник.
Снова засыпаю, а когда прихожу в себя, понимаю, что у меня начинается кашель. Еще немного, холод окончательно проберется в мои легкие, и я просто умру от воспаления — замечательная перспектива.
Вновь начинаю исследовать свою камеру и натыкаюсь на единственный предмет, который оставил для меня заботливый Глеб, — нож. Этим кухонным ножом, который я так часто видела в его руках, я не смогу себе помочь. Тонкая задумка Глеба ясна: когда мне станет совсем плохо в этом темном месте, я выберу самый верный способ избавить себя от мучений, но я не такая слабая, как ему всегда казалось.
— Не дождешься, — кричу я и отбрасываю нож в сторону.
Злость вспыхивает в моем сознании с новой силой, и я начинаю звать на помощь в два раза громче.
Не знаю, сколько прошло времени, но силы мои на исходе, я задыхаюсь от мучающего меня кашля, не могу согреться, мне страшно и одиноко. Лежу с открытыми глазами, смотря в темную пустоту, и прошу небо смилостивиться надо мной.
Я закрываю глаза.
Один, два, три… десять, двадцать… я считаю числа в надежде заснуть. Что-то прерывает меня, какой-то звук заставляет замолчать. Прислушиваюсь. Мне кажется, что это вой сирен.
Я группируюсь и начинаю ползти в сторону люка, боюсь упустить этот визгливый звук и вновь остаться в мрачной тишине подземелья.
Я кричу, вновь и вновь мой голос эхом проходит под сводами погреба. Ответа опять нет. Даже если это и не была слуховая галлюцинация, то меня вряд ли кто-то услышит. Глеб был прав, жизнь — совершенно бессмысленная вещь, если человеческая жизнь в ней ничего не стоит. Затихаю, ложась спиной на пол, и смотрю туда, где находится спасительная дверь.
Один, два, три…
Один, два, три… Но это считаю не я.
Один, два, три… Шепотом вторю я таинственному счету.
Мне тяжело, не могу больше помогать считать, глаза закрываются сами собой. Еще немного… Но в последний момент меня сверху обдувает холодный ветер, я широко открываю глаза и вижу там, наверху, квадрат темного неба с множеством звезд. Мне в глаза ударяет луч от фонарика, и я слышу приглушенный мужской голос:
— Ребята, скорее, тут женщина!
Закрываю глаза. Я выжила.
В следующий раз я открываю глаза, потому что ощущаю, что надо мной кто-то склонился, выбрасываю вперед руки, думая, что это Глеб.
— Эй, эй, спокойно, — говорит тихий мужской голос.
Открываю глаза, надо мной склонилось лицо светловолосого загорелого парня.
— Привет!
— Привет, — неуверенно говорю я.
— А я к тебе, — говорит он.
— Понятно. — Я пытаюсь осмотреться.
— Ты в больнице, — радостно сообщает парень.
— Ясно. — У меня нет сил вдаваться в детали.
— Ну вот. — Молодой человек немного нервничает. — Я Арсений, брат Кати.
— О, — говорю я. — А как?
— Как я здесь оказался?
— Нет, как же ты брат, она…
— А… — Арсений неуверенно указывает на свои волосы. — Да, сестра была шатенкой.
— А откуда ты здесь? — задаю я правильный вопрос.
— Ты просила приехать…
— Но я же написала потом эсэмэску…
— Ну да, а я прямо прочитал и не поехал, — улыбнулся парень.
— А где Глеб?
— Муж твой? Так это… скрылся в неизвестном направлении. Оставил все, в том числе и улики. Кстати, спасибо. Следователи нашли дневник сестры, обещали отдать, когда закончится расследование.
— Это хорошо?
— Это хорошо, верну родителям.
— А где меня нашли?
— В погребе на даче у коллеги Глеба, он у него ключи взял. Они бы и раньше рассказали, да уехали отдыхать. Ну это ничего, главное — жива.
— И сколько я там пробыла?
— Дней пять…
— А с ногами что?
— До свадьбы заживут.
Я вздохнула, а парень рассмеялся:
— Не бойся, его найдут. Ты если хочешь плакать, то поплачь: врач сказал, что это полезно.
Я задумалась, прислушиваясь к своим ощущениям. Плакать не хотелось, может, когда-нибудь потом.
— Нет, теперь я буду только улыбаться.
— Кстати, там твои родители, позвать?
Я судорожно замотала головой.
— Ты не бойся, больше никто не думает, что ты с ума сошла, весь город в шоке, еще извиняться будут. И на родителей не обижайся.
— Не буду, уговорил.
Арсений ухмыльнулся:
— Ладно, пойду, а ты отдыхай. — Он поднялся с кровати и направился в двери, потом вдруг на секунду остановился, повернулся ко мне и сказал: — А ты красивая, хоть и побитая, но все равно красивая, выздоравливай, а я еще обязательно вернусь.
* * *
Из больницы меня выписали почти через два месяца. Все были со мной очень милы, боялись сказать лишнее слово. Я понимала — боятся упреков и опасаются просьб. Благодаря содействию Арсения Глеба объявили в розыск. Я стараюсь не думать о нем. Но это сложно. Знаю, что если его не поймают, то я всю жизнь проживу в страхе, а если поймают — то придется предстать перед правосудием и еще раз пересказать свою историю.
Сейчас я просто живу — или скорее учусь заново жить. Ходить, думать, говорить, мечтать и улыбаться. Уехала из нашего провинциального города.
Мои родители со мной, они пережили стресс не меньше моего, поэтому я даже не могу помыслить начать винить их в том, что они на время потеряли со мной связь.
Все-таки единственное, что Глебу не удалось убить во мне окончательно, — это веру в себя.
Я — выжившая. Последняя жена Синей Бороды, которую он не смог погубить.
Я не буду молчать об этом. Женщины и девушки должны знать, что за обличьем прекрасного принца может скрываться чудовище.
Никогда не молчите о том, что происходит в вашей семье. Не смейте сносить побои и упреки от того, кто сам не ведает, что творит.
Я желаю каждой из нас мужества и веры в себя.
Я живу ради себя и своей семьи. В прямом смысле слова. А еще я улыбаюсь. Учусь улыбаться. Каждый день.
P. S. Через полгода милицией было обнаружено место, где скрывался Глеб.
