«Думай, Самаэль, думай. И не забудь о том, что мертвые не любят, когда тревожат их сон. Не забудь о том, что остальные Крестоносцы не одобрят твоего решения. Отвернуться, сделают изгоем. Слишком призрачна удача. Слишком невероятен успех. Но если все получится… Если Элибр действительно будет верен наследнику! Лесовик прав в одном, лучшего меча нет во всем известном мире».
— Ради Ара-Лима, — прошептал Йохо, пристально глядя на колдуна. Словно хотел напомнить тому про новости из королевства, доставленные неделю назад гонцом. Но колдуну не надо напоминать о том, о чем болит его сердце.
Кэтер планомерно уничтожает королевство Ара-Лим. На страну обрушиваются странные болезни, выкашивающие целые города. Жестокие законы не оставляют шанса выжить даже самым законопослушным жителям. За каждый взгляд, за каждое неверное движение, за тихое слово полагается смерть. В Ара-Лиме уже почти не осталось мужчин, способных держать оружие. Родителей убивают на глазах у детей, оставляя последних сиротами, у которых нет будущего.
Доверенные люди разыскивают таких сирот и тайными тропами приводят их под защиту гор. Уже сейчас в долине, в семьях горняков живет по меньшей мере сто детей Ара-Лима. Когда-нибудь из спасенных можно будет воспитать новое поколение Ара-Лима. Маленькие подданные маленького короля. Короля Аратея, который поведет их за собой против Кэтера. С чем? С ножом от лесовика? С магией, что даст ему он, Самаэль? С горняками, которые ничего не смыслят в равнинных битвах? Верная смерть. Пустая смерть. Кэтер только улыбнется, раздавив необученного войне молодого короля. Не пожалеет ли он, колдун, о том, что не послушался совета лесовика? Пожалеет, когда уже будет поздно.
— Я принял решение, — Самаэль погладил колдовской посох, словно прося у него прощение за свои черные мысли. — Я, Крестоносец Самаэль, беру на себя ответственность перед Отцом нашим Граном за тот шаг, что совершим мы во имя страны нашей, родины нашей — Ара-Лима. Мы призовем к себе смертеца, носившего шесть лет назад имя Элибра, личного телохранителя короля Хеседа. Не ради собственной прихоти и безопасности, не ради поклонения силам недобрым, ради будущего нового короля Ара-Лима — наследника по закону и совести Аратея.
Колдун замер на мгновение, обратил глаза свои в сторону лесовика, к колонне привалившегося.
— Ты! — его палец уткнулся в грудь Йохо. — Ты будешь первым, кто умрет, если смертец вздумает пойти против нас. Я лично выну из твоей головы мозги, что задумали рисковое дело. И поверь, лесовик, я ни за что не засуну их обратно.
— Без мозгов будет тяжело, — Йохо улыбнулся, довольный решением колдуна. — Но я согласен. Потому, что твердо уверен, майр Элибр станет хорошим советником для молодого короля. Не то что мы, деревенские увальни. Когда мне отправляться в путь?
— В путь? Желаешь отправиться сам?
Странно. Только несколько минут назад колдун готов был проклясть лесовика за то, что он предложил взять нового союзника. Но теперь, все тщательно обдумав и взвесив, Самаэль понимал — Йохо предложил то, о чем ни один из Крестоносцев не позволил бы себе даже задуматься. И за это был благодарен колдун рыжеволосому лесовику.
— Дорога мне известна, — сказал Йохо, потирая руки. Наконец-то он скоро увидит свой лес. — Место знаю. Надеюсь майр не забыл за шесть лет, кому он поручил ребенка. Да и с мертвыми я уже имею небольшой опыт общения. Лучше меня с этим поручением никто не справится.
— Тебя могут схватить кэтеровские солдаты.
— Это в лесу-то? — засмеялся Йохо, представив, как толпы закованных в железо легронеров рыщут по его родному лесу, пытаясь схватить неуловимого лесовика.
— Элибр может не согласится.
— Я постараюсь найти нужные слова.
— Будет трудно. Смертецы не слишком разговорчивы. Сначала они убивают живых, а уж потом общаются с ними.
— Я умею рисковать. К тому же у меня есть важный довод.
— Какой?
— Ара-Лим. Если майр Элибр не повредился, так сказать, умом, если он помнит, от чьих рук принял смерть, если осталось в нем хоть что-то от того героя, что мы знали, он вернется в зеленую долину вместе со мной.
— Что ж, — колдун сотворил в воздухе оберегательный знак. — Через три дня ты получишь все необходимое. Я бы пошел с тобой, но думаю, буду только обузой. Моя работа начнется здесь, в долине. В твое отсутствие за детьми присмотрят кормилица Вельда и Авенариус.
Ворон закатил глаза к каменным сводам, представляя, скольких перьев он может еще лишиться.
— У меня единственная просьба, — замялся лесовик. — Если со мной что-то случится, мало ли какая напасть встретится, напомните Аратею и Гамбо, когда вырастут, что был такой лесовик, по имени Йохо, который положил за них жизнь. Что они были единственными, ради которых он не пожалел самого ценного, что у него осталось.
— Я сейчас расплачусь, — хмыкнул ворон, предусмотрительно отходя подальше. Знал мудрый ворон, что таким горячим парням, как лесовик, горло птице свернуть, что плюнуть с высокой скалы.
В холодных камерах, что расположились длинными рядами под императорским замком было тихо. Многочисленные заключенные, томящиеся здесь, говорили мало и негромко. По тесным каменным мешкам передвигались осторожно, больше ползком, боясь нарушить гробовое спокойствие подземелья. Редко, очень редко темные подвалы нарушил крик несчастного, сошедшего с ума или переставшего воспринимать реальность. Тотчас к той камере спешили темные фигуры и мечами затыкали горло нарушителя, потревожившего покой. И тогда стены плакали теплыми кровяными каплями от боли и отчаяния.
Здесь, под роскошными императорскими покоями, под величием и силой Кэтера, в переплетениях подземных коридоров, среди крыс и сочащихся из стен грунтовых вод, жил и творил свои заклинания человек, которого в Кэтере боялись даже больше, чем верховного императора. Здесь, в подвалах, находились владения мага Горгония.
Каббар, верховный император Кэтера, часто спускался сюда. Если бы кто-то сумел разговорить молчаливых стражников, неподвижно стоящих по темным углам подземелья, то, возможно, узнал бы, что император предпочитает бывать здесь по ночам. Иногда, закутавшись в широкий плащ, он долго стоит против молчаливых камер, наблюдая за копошащимися в слабом свете факелов телами заключенных. Никто не знает, о чем думает в это время верховный император. Никто не может проникнуть в мысли самого могущественного человека мира. Разве только сам маг Горгоний.
Вот и сегодня, в день своего рождения, в то самое время, когда под окнами императорского замка беснуется пьяная толпа, а в роскошных залах веселиться знать Кэтера, император спустился вниз, в сырость подземной тюрьмы. Не отвечая на осторожные приветствия охранников, он миновал длинный коридор с многочисленными решетками и остановился напротив железной двери.
