Шаваб, пахари и скотоводы, даже и охотиться толком не умели, орды же каптаров принесли им настоящую войну на истребление. Кстати сказать, и местных, крупных каптаров, эти твари не щадили, и скоро тех совсем не осталось, а шаваб, не в силах сопротивляться многочисленным врагам, бежали дальше в горы, пока не пришли в горскую страну, где и нашли себе убежище. Каптары преследовали их, но были остановлены горцами, часть каптаров айки истребили, оставшиеся ушли на равнины Межгорья, время от времени повторяя свои набеги на горную страну.
Во времена царя Автана Третьего случилась новая напасть — впервые каптары пришли с востока, перевалив через горы. И было их столько, сколько никогда прежде не видывали люди. Словно бурлящая река, прокатились они по горным склонам, сметая и сминая все на своем пути. Люди даже и поднимать оружие на них побоялись, отсидевшись в тайных убежищах среди скал. Пришельцы завели войну с местными, равнинными, каптарами, и в этой войне почти истребили друг друга, но плодились они почти с такой же быстротой, как и погибали, и равнины Межгорья несколько сотен лет служили ареной кровопролитных войн различных каптарских орд. Время от времени через перевалы на равнину спускалась новая партия пришлецов, но всегда меньшим числом, чем в первое их нашествие. Горцы стали охранять и перевалы, и немало каптаров оставалось валяться в горных ущельях, служа пищей грифам и стервятникам. Но все же их было много, слишком много, и людей они ненавидели пуще прежнего.
Потом на равнинах появился новый народ, и постепенно каптары стали исчезать. Люди Видгорта — так айки и шаваб прозвали их по имени их главного святого — уничтожали каптаров неумолимо и методично, так, как уничтожают проникших в погреб крыс. И людей этих было много — гораздо больше, чем жителей горной страны, — скоро каптаров на равнине не осталось, разве что прятались несколько уцелевших стаек в лесах предгорий или на низинных Гнилых болотах.
Но за Граничными горами, откуда не возвращались отважившиеся отправиться туда, каптаров водилось, как видно, множество, потому что раз в тридцать-сорок лет новая волна рыжих тварей пыталась прорваться в Межгорье через горы страны айков, тогда дым сигнальных костров и звон колоколов оповещал жителей гор: — «Берегись! Готовься! Идут каптары!»
2.
И вот они пришли, и было их множество — взрослых и сильных самцов и самок, и не было с ними их детенышей. Старые воины качали головами, узнав об этом — прежде такого не бывало, прежние нашествия каптаров были просто переселением, поиском новых охотничьих угодий, бегством от бескормицы или слишком холодной зимы, или слишком дождливого лета. Теперь же каптары шли с войной. То, что они высылали впереди себя лазутчиков, то, как они миновали знакомые перевалы и тропы и явились среди вдруг долин, то, что они не надеялись больше на остроту своих зубов, но подбирали камни и забрасывали этими камнями защитников крепостей — все это пугало и заставляло с ужасом думать о том, что люди научили неразумных тварей воевать.
Красная крепость была первой из крепостей горской страны, подвергшейся нападению, и последней, с которой была снята осада.
3.
Аник закончила вышивку в канун Троицы. Алый орел, раскинувший крылья и гордо поднявший голову, был скопирован ею с герба, украшавшего старинный щит, который висел в большом зале княжеского дома. Глаз орла Аник вышила черным.
Работала она не то, чтобы в тайне, но до поры, до времени вышивку свою прятала от посторонних глаз, и, когда садилась за пяльцы, никого не допускала в свою комнату. Теперь же, сделав последний стежок и закрепив нитку, Аник полюбовалась орлом и позвала отца — в последнее время князь полюбил общество дочери и охотно проводил с нею свободное время, Аник перестала робеть перед ним, как бывало в детстве, и советовалась с ним о своих нуждах — нуждах почти уже полной хозяйки крепости.
Князю Варгизу знамя понравилось. Он даже предложил показать его всем, но Аник покачала головой:
— Нет, еще не готово. Я попрошу ковровщиц, чтобы они соткали мне тесьму для кромки, и нашью кисти, тогда всем покажу. Через неделю, я думаю…
Их беседу прервали — кто-то во дворе звал князя. Князь еще раз похвалил работу дочери, даже поцокал языком, выражая свое восхищение, и вышел. Аник накрыла вышивку платком, как она делала всегда, когда завершала дневную работу, и тоже вышла во двор. С тех давних времен, когда она изводила окружающих вопросами, ее любопытство нисколько не убавилось, но быть сдержанной она уже научилась.
Князя она увидела на крепостной стене. Вместе с Джоджо князь всматривался вдаль, в ту сторону, где сияли под солнцем снега Граничных гор. Аник тоже взобралась на стену и посмотрела в ту сторону. Далеко на горизонте поднимался столб дыма.
Аник знала, что дымом стоявшие дозором воины оповещали о появлении врага. Но вот в той стороне как раз дозоров не было — это Аник знала точно. Может быть, просто лесной пожар? Аник подошла поближе к мужчинам и услышала слова Джоджо:
— …Нет, князь, это не пожар. Весна была дождливой, и трава еще не высохла, а леса там нет, только луга и редкий кустарник. И дым бы стлался, и перемещался бы — ведь когда пожар, не горит в каком-то месте, а огонь бежит по земле. Это сигнальный костер, князь, и разожгли его пастухи, и я могу тебе сказать то, что говорил четыре года тому назад — каптары нашли новую лазейку. Да поможет нам Бог, князь, я боюсь.
И тут Аник услышала то, что, наверное, не должна бы была слышать:
— Я тоже боюсь, Джоджо. Да и кто не испугается их, этих врагов человечества? И мужчин у нас мало, и я стар. Разжигай огонь, Джоджо — надеялся я, что не доживу до второго нашествия, но, как видно, судьба мне такая.
Князь обернулся и увидел Аник.
— А ты что тут делаешь, дочь? — спросил он неожиданно мягко.
— Я вышла подышать свежим воздухом, устала сидеть взаперти, отец, — ответила Аник, чистосердечно считая, что говорит правду. Ведь она действительно все утро просидела за работой, торопясь сегодня закончить — завтра праздник, и брать иголку в руки в такой день — большой грех. А дышать воздухом можно на крепостных стенах не хуже, чем в саду.
— Беги к Кене, дочь, — сказал князь, — твои ноги резвее, чем у нас с Джоджо. Беги к Кене и вели ему посмотреть в сторону Лежащей девушки, — так называлась одна из вершин Граничных гор, — и если он увидит то же, что и мы, пусть звонит в колокол.
Эти слова князя были прерваны колокольным звоном. Кена уже увидел то же, что и князь.
— Да, — со вздохом сказал Варгиз и перекрестился, — да свершится воля Божья!.. Собирайся, дочь. Поедешь в Горное, в монастырь святой Шушан. Я не хочу, чтобы ты оставалась в крепости. Они будут здесь самое позднее через неделю.
