ками и проделками. Вспоминали бабушку Матрену, всеобщую любимицу. И хотя эти
воспоминания были постоянны при встречах, но после них почему-то душа успокаива-лась, горести отступали на задний план, и всё казалось в этой жизни не таким уж страш-ным и безнадежным. Во всяком случае, именно это утверждали старшие сестры…
— Ну всё, спать девчата, спать… — проговорила наконец тётя Фаня, глянув на часы.
— Пять утра, дайте хоть пару часов поспать нашей невесте!
— Тётя Фаня, это вы меня в невесты записали? — засмеялась весело Ника, с удовольстви-ем откидываясь на мягкую бабушкину перину. — Жениха ведь ещё нет…
— Эх, девка, была бы шея, а хомут найдётся! — проворчала шутливо тётя Фаня, и вык-лючила свет.
— Вероника! Вероника! — опять звал её голос, похожий на мамин.
Ей снился опять тот же сон, где она бежит по полю среди огромных кустов чертополоха, и они впиваются ей в волосы и тянут… тянут, пытаясь отбросить её назад, к себе.
— Мама! — кричит Ника. — Спаси меня, мама!
И словно услышав её, над головой Ники раздается опять громкий мамин голос:
— Проснись Вероника! Проснись!
Ника с трудом открывает глаза, и, всматривается с недоумением на склонившееся над ней лицо женщины.
— Мама, это ты? Мама…
— Господи, Ника, что с тобой? Ты так кричала, металась во сне и звала меня, что пришлось тебя разбудить.
Мамины глаза смотрели тревожно на дочь, но Ника, вдруг подскочив, повисла на шее Марии.
— Мама, а ты откуда появилась здесь?
— Сюрприз! — засмеялась тётя Фаня, входя в комнату. — Много будешь знать, скоро сос-таришься. Хотя в чем тут секрет. У племянников в городе была, проведала, а утром пер-
вым рейсом автобуса приехала. А ты лежебока всё лежишь! Давай, вставай с постели, приводи скоренько себя в порядок. К обеду гости пожалуют…
— Какие гости? Что вы все мне тут загадки загадываете? Вызвали, а сами ни слова…
— Успокойся Вероника! Успокойся! — Мария грустно улыбнулась. — Скоро узнаешь…
— Ну и ладно, переживу! — буркнула Ника, и, вскочив с перины постеленной на полу, пробежалась по комнате, размахивая руками, что заменяло ей утреннюю гимнастику. За-тем она помчалась в сад, по пути умывшись под колонкой холодной водой. Съела недозре-лый урюк и подумала:
— Зря, ещё прохватит!
Заглянула в сарайчик, увидела белых лохматых ангорских коз, и, жмурясь от умиления, ласково затютюкала:
— Ах, вы мои лапушки!
— Вероника! Время первый час! — закричала с высокого крыльца сестра Люся.
— Поторопись…
Ника оделась в яркий цветастый сарафан, специально пошитый для отпуска. Его сши-ла на заказ знакомая портниха, и Нике очень шёл к её черным длинным волосам ярко-синий, в мелкий цветочек сарафанчик на тонких бретелях. Он открывал спину, выгодно подчеркивал небольшую грудь, и Ника чувствовала, что она вся, начиная от её шоколад-ной кожи, так усердно сжигаемой на крымском солнцепёке, от её новенького сарафанчика на бретелях, от волос, длинных и блестящих, она вся сейчас, кажется, невероятно хоро-ша. И это чувствуется по восхищенным лицам сестёр, мамы, и даже тёти Фани, которая, всплеснув руками, только и вымолвила:
— Ну, девка!
Во дворе стукнула калитка, и по дорожке кто-то протопал.
— Можно к вам? — раздался мужской голос, и в комнату вошел Игорь.
Смущенно буркнув "здравствуйте!", он замер у порога, теребя в руках небольшой свёр-ток. Игорь был одет в строгий черный костюм, и, Ника почему-то с усмешкой подумала:
— Он похож на жениха. Только без галстука и без букета цветов.
Следом за Игорем в комнату вошла маленькая худенькая женщина в смешных круглых очках. Ника сразу же признала в ней мать Игоря, Нинель Петровну, и поразилась. Какой старой и некрасивой оказалась эта женщина. Редкий седой волос был тщательно зачесан назад, заплетён в крохотную косичку, и скручен в тугой узелок, делая её голову не-правдоподобно маленькой и похожей на голову какой-то очень знакомой птицы.
Нинель Петровна строго глянула на Нику. Затем перевела взгляд на тётю Фаню и Ле-нусю, замерших у большого обеденного стола, вздохнула, видимо собираясь что-то произ-нести, но тут, толстые гобеленовые занавески откинулись в стороны, и в комнату почти ворвалась высокая светловолосая молодая женщина, чем-то неуловимо похожая на се-дую женщину. Громко рассмеявшись, она подтолкнула вперёд смущенно замершего Иго-ря, и весело объявила:
— Ну, вот мы и пришли!
Ника сидела, ни жива, ни мертва! Её сватали.
Светловолосая молодая женщина, чуть картавя, говорила много, шумно и весело. Ника почти не слушала её. Она знала, что сейчас хвалят Игоря, перечисляя все его достоинст-ва. Нике не было это интересно. Она смотрела на шумную веселую женщину, и вспоми-нала другую, из далёкого-далёкого детства. Ту, другую женщину, звали Ларисой, и была она в белом свадебном платье, окутанная прозрачной фатой, словно окутанна тайной…
Та Лариса казалась феей из сказки, и у той феи были счастливые и немного испуган-ные глаза. И сейчас, перед ней сидит всё таже Лариса, но в глазах у неё пляшут искор-ки затаенного смеха, и она совсем не похожа на фею из сказки. Скорее всего, наоборот…
— Ну, что невеста молчит, жениха пугает? Может, не согласна? Так мы пойдём дальше невесту искать! — ворвались в сознание Ники весёлые слова и смех белокурой женщины.
Ника, глянула на Игоря, увидела его серьёзные глаза и поняла, что он напряженно ждёт её ответа.
— Ну, что скажешь Вероника, ты согласна? — подтолкнула её вдруг сестра Лариса, си-девшая рядом.
— Я? — Ника растерянно оглянулась вокруг.
На неё смотрели столько глаз! Они ждали от неё ответа. Они все ждали! Ника поверну-лась к матери, но та сидела, низко опустив голову, и девушка поняла, ей самой надо ре-шать. Это её личное право, распоряжаться своей судьбой, но…
— А кого ещё ждать? — подумала вдруг Ника. — Мама молчит, значит, от него ничего нет. Да и мало ли выходят замуж без любви, а потом всё вдруг образуется в лучшую сторону. Да и Игорь писал ей "такие!" письма!
— Думай дочка, думай! — вдруг донеслось до Ники.
Она взглянула на жениха, он также серьезно посмотрел на неё, но тут мать Игоря, вдруг заерзав на стуле, быстро проговорила:
— Ну, время идёт, пора решать!
— Я согласна! — прошептала девушка, и со всех как будто упал тяжкий груз.
Все разом заговорили о свадьбе, о загсе, о кольцах, о платье, о мясе, блинах, луке и по-мидорах. Больше уже никто не обращался к Нике, и никто не смотрел на неё. Она вста-ла со стула и тихонько вышла из комнаты. Скоро обед, а в животе урчит так, что, кажется, вопли её желудка слышат все. В кладовке она сделала себе бутерброд и с наслаждением откусила кусочек, но тут дверь загремела, и на пороге показался Игорь. Он виновато улыбнулся ей, и Ника, крепко сжав рот набитый хлебом, и не смея жевать, тоже состроила гримасу, отдаленно напоминающую улыбку.
