В ответ на вопрос Далинар достал из кармана сферу и поднял ее вверх, а затем втянул штормсвет.
Он знал, что нужно ожидать ощущения поднимающегося внутри шторма, как ему описывали Каладин и Шаллан. Штормсвет побудил его действовать, двигаться, не стоять неподвижно. Однако это ощущение не походило на дрожь во время битвы, как он ожидал.
Далинар почувствовал, как его раны знакомо исцеляются, и понял, что делал подобное прежде. Раньше, на поле боя? Рука, по всей видимости, пришла в порядок, а порез на боку лишь слегка побаливал.
— Ужасно несправедливо, что вам это удалось с первой попытки, — заметил Каладин. — Мне понадобилась целая вечность.
— У меня были инструкции, — ответил Далинар, пройдя в комнату и спрятав сферу. — Отец Штормов назвал меня Кующим Узы.
— Так назывался один из орденов, — сказала Шаллан, коснувшись пальцами колонны. — Теперь нас трое. Бегущий с Ветром, Кующий Узы и Ткущая Светом.
— Четверо, — раздался голос из тени лестничной клетки.
В освещенную комнату шагнул Ренарин. Он посмотрел на них и отступил.
— Сын? — проговорил Далинар.
Ренарин остался в темноте, опустив взгляд.
— Без очков... — прошептал кронпринц. — Ты перестал их носить. Я думал, что ты стараешься выглядеть как воин, но нет. Штормсвет исцелил твои глаза.
Ренарин кивнул.
— И Клинок Осколков, — продолжил Далинар, подходя и обнимая сына за плечи. — Ты слышал крики. Вот что произошло с тобой на арене. Ты не мог сражаться из-за криков в твоей голове от призванного Клинка. Почему? Почему ты ничего не сказал?
— Я подумал, что дело во мне, — прошептал Ренарин. — В моем разуме. Но Глис, он говорит... — Юноша моргнул. — Видящий Истину.
— Видящий Истину? — переспросил Каладин, взглянув на Шаллан. Она покачала головой. — Я летаю с ветрами. Шаллан может создавать иллюзии. Светлорд Далинар — объединять людей. А что делаешь ты?
Ренарин посмотрел через комнату и встретился взглядом с Каладином.
— Я вижу.
— Четыре ордена, — произнес Далинар, с гордостью сжимая плечи Ренарина. Шторма, парень дрожал. Что заставило его так волноваться? Кронпринц повернулся к остальным. — Другие ордены тоже должны вернуться. Нам нужно отыскать тех, кого могут выбрать спрены. И быстро, потому что идет Вечный Шторм. Все хуже, чем мы опасались.
— Насколько? — спросила Шаллан.
— Он изменит паршменов. Отец Штормов подтвердил. Когда шторм ударит, он вернет Несущих Пустоту.
— Бездна! — воскликнул Каладин. — Мне нужно попасть в Алеткар, в Хартстоун.
Он направился к выходу.
— Солдат? — позвал Далинар. — Я сделал все, что смог, чтобы предупредить наш народ.
— Там остались мои родители, — объяснил Каладин. — И у лорд-мэра моего города есть паршмены. Я ухожу.
— Как? — спросила Шаллан. — Ты пролетишь такое расстояние?
— Это падение, а не полет, — ответил Каладин. — Но, да.
Он помедлил у дверного проема.
— Сколько понадобится света, сынок? — спросил Далинар.
— Я не знаю, — признался Каладин. — Возможно, очень много.
Шаллан посмотрела на Далинара. У них не было лишнего штормсвета. Несмотря на то, что прибывающие из военных лагерей приносили заряженные сферы, активация Клятвенных врат забирала значительную часть штормсвета в зависимости от количества проходящих через них людей. Сияющие светильники в центральном зале Клятвенных врат были необходимым минимумом для того, чтобы устройство работало. Перемещение множества людей также частично осушало заряженные драгоценные камни, которые имелись у них с собой.
— Я сделаю для тебя, что смогу, парень, — сказал Далинар. — Ступай с моим благословением. Может быть, у тебя останется достаточно штормсвета, чтобы затем попасть в столицу и помочь людям.
Каладин кивнул.
— Я соберу вещи. Мне нужно отбыть в течение часа.
Он вынырнул из комнаты на лестничный пролет.
Далинар втянул еще штормсвета и почувствовал, как затягиваются последние раны. Видимо, к этому легко привыкнуть.
Он отослал Ренарина с приказом поговорить с королем и потребовать несколько изумрудных брумов, которые Каладин сможет взять в путешествие. Элокар наконец прибыл в сопровождении, кто бы мог подумать, группы хердазиан. Один из них утверждал, что его имя нужно добавить к списку королей алети...
Ренарин охотно бросился выполнять поручение. Казалось, он был рад взяться за любое дело, какое мог выполнить.
«Он один из Сияющих рыцарей, — подумал Далинар, посмотрев вслед сыну. — Возможно, мне стоит прекратить гонять его с поручениями».
Шторма. Это происходило на самом деле.
Шаллан подошла к окну. Далинар остановился рядом с ней. Перед ними простирался восточный фасад башни, гладкий край которого был обращен прямо к Источнику.
— У Каладина хватит времени, чтобы спасти лишь немногих, — сказала Шаллан. — В лучшем случае. Нас четверо, светлорд. Только четверо против шторма, несущего разрушения...
— Что есть, то есть.
— Многие погибнут.
— А мы спасем тех, кого сможем, — произнес Далинар. — Жизнь перед смертью, Сияющая. Теперь это та задача, которую мы поклялись выполнить.
Девушка сжала губы, все еще глядя на восток, но кивнула.
— Жизнь перед смертью, Сияющий.
ЭПИЛОГ. Искусство и ожидания
— Слепец ожидал эру конца, размышляя о красоте природы, — произнес Шут.
Тишина.
— Этот человек я, — отметил он. — Я слеп не физически, а только духовно. И то другое утверждение, если вдуматься, было на самом деле очень умным.
Тишина.
— Гораздо удобнее, — продолжил Шут, — когда рядом разумное существо, которому я могу внушить благоговение, и оно с восторгом внимает моему искусному многословию.
Уродливая помесь ящерицы с крабом на соседнем камне клацнула клешней, что прозвучало почти как замешательство.
— Ты, конечно же, прав, — сказал Шут. — Моя обычная аудитория не очень смышленая. Однако эта шутка, к твоему стыду, очевидна.
Уродливая помесь ящерицы с крабом перебежала на другую сторону камня. Шут вздохнул. Ночь — обычно подходящее время для эффектных появлений и многозначительного философствования. К несчастью для него, здесь не было никого, чтобы пофилософствовать или навестить, эффектно или как-то по-другому. Поблизости журчала маленькая речка, один из немногих постоянных водотоков в этих странных землях. Во всех направлениях простирались холмы, изборожденные текучими водами и поросшие в долинах странными видами шиповника. Здесь было очень мало деревьев, хотя дальше к западу на склонах по всей их высоте простирался настоящий лес.
Невдалеке пара сонглингов издавала дребезжащие звуки, и Шут взялся за флейту, чтобы попытаться их сымитировать. У него не получилось сделать это в точности. Голоса сонглингов слишком походили на постукивание и свистящий треск — мелодично, но неподходяще для флейты.
Тем не менее казалось, что существа трещали в одном ритме с ним, реагируя на музыку. Кто знал? Может быть, эти создания обладали зачаточным разумом. Те лошади, ришадиумы... Они его удивили. Шут радовался, что еще существуют вещи, способные его удивить.
Наконец он положил флейту и задумался. Публика в лице уродливой помеси ящерицы с крабом и сонглингов была, по крайней мере, хоть какой-то публикой.
— Искусство, — сказал Шут, — в корне несправедливо.
Один из сонглингов продолжал трещать.
— Ктр-р-рик?
— Хорошо. Но если искусство вечно, выразительно и свободно, почему оно так сильно зависит от публики? Ты слышал историю о фермере, который побывал во дворце во время фестиваля живописи?
— Ктр-р-рик?
— О, не такая уж интересная история. На один раз. Стандартная завязка: фермер, приехавший в большой город, попадает в неудобное положение, сталкивается с принцессой, конечно же, совершенно случайно и спасает ее от толпы. Принцессы в таких историях никогда не способны подумать, прежде чем что-то сделать. Мне кажется, прежде чем отправиться в оживленное место, им стоило бы обратиться к достопочтенным изготовителям очков и заказать себе подходящую пару. Как бы там ни было, это комическая история, и в качестве вознаграждения мужчину приглашают во дворец. Дальше происходит всякая чепуха, и в конце концов фермер, оказавшись в уборной, использует вместо туалетной бумаги одну из самых прекрасных написанных когда-либо картин. Затем он обнаруживает, что светлоглазые разглядывают пустую раму на стене и восторгаются великолепием шедевра. Смех и веселье. Фанфары и поклон. Удаляюсь, пока никто не успел поразмышлять над историей.
Шут подождал.
— Ктр-р-рик?
— Ну, разве тебе непонятно? — спросил он. — Фермер увидел картину около уборной и решил, что она для нее и предназначается. Светлоглазые обнаружили пустую раму в изобразительном зале и решили, что перед ними шедевр. Возможно, ты назвал бы историю глупой. Так и есть. Но это не уменьшает ее правдивости. В конце концов, я часто бываю достаточно глуп, но почти всегда говорю правду. Сила привычки. Ожидания — вот истинная природа искусства. Если ты можешь подарить человеку больше, чем он ожидает, он будет восхвалять тебя на протяжении всей своей жизни. Если ты сумеешь создать ауру предвкушения и правильно ею распорядиться, ты добьешься успеха. И наоборот, если заработаешь репутацию профессионала, мастера... Берегись. В их головах сформируется определенный образ, и если ты дашь им лишь на каплю меньше того, что они себе представили, — обманешь ожидания. Внезапно окажешься бесполезным. Человек, нашедший в грязи единственную монетку, будет рассказывать о ней целый день, но когда он же унаследует состояние и получит хотя бы на один процент меньше ожидаемого, то объявит, что его обманули.
