Жаль.
Глава 15. Новый взгляд
Утро наступило слишком быстро. Печь успела погаснуть, и холод мягко прокрался в спальню, заставив Кана очнуться от тяжёлого сна. В первые мгновения он даже обрадовался, посчитав всё, что произошло ночью, кошмаром, и это казалось удивительно логичной мыслью. В неё хотелось верить, ограждая себя от ответственности и реальности, но, одевшись, Кан поскользнулся обо что-то странное, оказавшееся на ощупь отрубленной рукой.
Не приснилось. Как поступил бы отец? В спальне придётся убраться, если он не хочет соседствовать с трупными мухами и запахом гнили. Тяжело вздохнув, Кан вышел в кабинет. Дверь спальни скрипнула, скрывая знаки на стенах и засохшую кровь на полу.
Бездна! Ему нужно привести себя в порядок и пообщаться с интендантом.
И всё-таки, как поступил бы отец? Кан никогда не был начальником, свалившиеся на него проблемы гарнизона с каждым днём становились всё тяжелее.
«Милосердие, сын. Цзюэ всегда должны проявлять волю, мудрость и милосердие. Простолюдины не понимают этих правил и не знают, чем ответить. Впрочем, если им хватит наглости огрызнуться… Бешеной псине всегда отрубают голову». В памяти невольно всплыли слова отца, сказанные, когда он не выдержал и спросил, почему же тот не приказал страже отнять язык у сумасшедшей женщины, которая кричала гадости у ворот.
Но в какой момент милосердие должно смениться на острие клинка? У Кана полный форт заговорщиков.
Двигаясь по коридору к темнице, Кан пытался представить последствия. По закону всех бунтовщиков следовало отправить к окружному цы-ши, где офицеров ждало бесконечное ожидание суда в застенках ямэня*, на том обеспечении, какое они способны позволить из собственных средств или из тех, которые начальник тюрьмы сможет выудить из их знакомых и родственников. Суточное довольствие на заключённого составляло двадцать пять медных монет; в столице этих денег не хватило бы даже на связку дров или меру риса.
Хорошо, если у этих людей будет кому о них позаботиться. Хорошо, если магистрат позволит добывать себе хлеб, прося милостыню, чтобы не обременять государство. После — пытки на допросах, смерть для поднявших оружие и деревянные колодки — для остальных, вместе с семьями. Тем же, кто мятежу потворствовал, отрежут по одному уху…
— И получу я форт искалеченных солдат, ещё и без офицеров. Прекрасное начало, Цинь Кан, так держать, — бормотал он, спускаясь в казематы.
Бывшего интенданта он обнаружил в самом дальнем углу. Тот лежал на старой циновке и безучастно смотрел в потолок, даже не вздрогнув от шагов и не собираясь поворачивать голову в сторону Кана.
— Выспались, господин бывший интендант?
— Проваливай в Бездну, шэнми.
— Если бы мог… — Кан опёрся рукой о ржавую решётку, рассматривая интенданта, — уже с удовольствием провалился бы. Но я хотел обсудить кое-что.
— Нам не о чем говорить. Разве что ты любезно распорядишься покормить меня перед тем, как я отправлюсь на судилище.
— Вот об этом-то я и думал. — Кан тяжело вздохнул. — Мы можем обойтись без него.
— Что? — Бывший интендант наконец повернул голову и посмотрел на Кана, как на идиота. — Если это шутка, циньский ты выродок, то на редкость паршивая.
— Ни капли. Я хочу дать вам выбор: отправиться к цы-ши и потащить за вашей глупостью всю семью, либо, — Кан пожал плечами, — я отвезу вас в кандалах за шахты. Правосудие совершат волки, а о происшедшем мы забудем.
— Ты бредишь.
— Даю вам шанс проявить хоть какое-то благородство перед смертью. У вас есть время до захода солнца. Подумайте.
Сказав это, Кан оттолкнулся от решётки и пошёл прочь из темницы. Он не до конца был уверен в правильности плана, который пришёл ему в голову, но спросить совета ему было не у кого, а время утекало слишком быстро.
Сяо он встретил у кабинета и махнул ему рукой. Тот прибыл с рассветом из дозора и уже был в курсе произошедшего, но не знал, радоваться ему или грустить. Кан же захватил кусок угля со стола и скептически оглядел Сяо.
— Рад, что не встретил вас вчера ночью.
— Кто-то должен был быть в дозоре, господин Цинь. Говорят, вы ещё и шэнми.
— Мне бы кто сказал вчера вечером, что замышляется покушение. — Кан поморщился. — Мой отец — шэнми, а мать — проклятая. Угадайте, кто у них мог бы родиться? Но наша семья заслужила доверие Императора, и не солдатам форта решать, хорошо это или плохо. А сейчас мы с вами обойдём все двери и окна, Лян.
— Позвольте спросить, зачем?
— Чтобы я понял, сколько нужно печатей. Я же говорил, что с Ночным шествием я разберусь сам.
— Вы забыли упомянуть о своих способностях.
— И сейчас упоминать не обязан. Успокойтесь. Разве плохо иметь проклятого на своей стороне, когда у Линьцана тоже есть шэнми?
Он врал, не сбиваясь и не меняясь в лице. Печати у Кана действительно были — оставленные отцом перед отъездом. Всё, чем тот мог помочь — это обеспечить защитой в Ночное шествие. Отец бы дал не только их, если бы Кан мог колдовать, но иные чары мог применить только шэнми.
Всё детство Кана шествие было всего лишь ночью, когда вместо сна интереснее вслушиваться в шорохи на улице. Маленькими они с Сюин, конечно, пытались рассмотреть демонов снаружи — любопытно до жути, — но отец ловил их за шиворот и отправлял переписывать очередной трактат.
Возможно, это будет первое мирное Ночное шествие в форте Илао. Плохо то, что теперь ему придётся поддерживать легенду, будто он умеет колдовать. Но пока это защищало его от нового покушения: простолюдины слишком суеверны, чтобы попытаться зарезать проклятого, одной попытки им будет достаточно.
***
— Вы уже отправили весть цы-ши? — осторожно спросил Сяо, следя за тем, как Кан рисует цифры над очередным окном форта.
— Нет, и не собираюсь. — Кан скептически оглядел бойницу и добавил ещё одну отметку, но уже над дверью. Всегда лучше вешать по две печати — на случай, если одна вдруг сорвётся. — Я приехал сюда не разносить форт на камни, Лян. Те, кто попытались на меня напасть, уже получили по заслугам.
Сяо так и замер, не веря своим ушам.
— Повторите, пожалуйста…
— Ничего не было. Думаю, мы выяснили, что покушения бесполезны. Вы можете передать это остальным офицерам; не делайте вид, будто не знали о заговоре. Интендант, как зачинщик, умрёт, но без суда. Надеюсь. Я дал ему выбор. Через пару месяцев столица пришлёт нового цзюэ на должность начальника гарнизона, а пока… Придётся потерпеть друг друга. Не знаю, как принято на севере, но моя семья не приемлет глупых жертв, а то, что произошло ночью — чудовищная глупость. Это все окна в восточном крыле?
— Да… — Сяо не мог поверить в услышанное, и стоило это сразу рассказать остальным, но Кан не отпускал его, а с дотошностью продолжал обход, пока они не отметили все входы и выходы в форте.
Что в голове у этого мальчишки? Это было благородно, но как-то… опрометчиво? Сам Сяо так бы не поступил, но стоит ли жаловаться, если тебе не грозит отрубленное ухо?
До самого конца обхода Сяо молча наблюдал за Каном, обдумывая его решение, а когда тот наконец отпустил его, задержался и кашлянул.
— Да, господин начальник гарнизона… У нас есть одна проблема.
— Только одна? — Кан уже был готов к тому, что сейчас ему доложат о скоропостижной смерти половины личного состава. Но Сяо впервые назвал его начальником, и, кажется, даже без издёвки.
— Ночью… Вы отрубили руку нашему повару.
— Так.
— Он довольно плох сегодня и не может работать…
— Пусть лечится, я же распорядился отправить их в госпиталь.
— …и ослеп.
— Та-ак…
— В общем, я не уверен, что его замена хорошо готовит. — Сяо был крайне осторожен. — Не будьте строги за завтраком к еде, прошу вас.
— Я не думаю, что это можно назвать проблемой, Лян, но спасибо.
***
Кан никогда так не ошибался.
