— Мы просто путешествуем, — сказал я.
Он бросил резко:
— Вы кавунярды!
Я сказал осторожно:
— Я даже не знаю, что это такое… Понимаю, у вас с этими кавунярдами какие-то трения, но если посмотрите на море…
Я запнулся, он спросил резко:
— И что? Отвечать быстро и четко!
— Увидите наш корабль, — ответил я. — И сразу поймете, что мы не те, за кого принимаете.
Он бросил еще резче:
— Флаг поднять можно любой!
— Но не на таком корабле, — ответил я, стараясь не делать резких движений даже губами. — Просто посмотрите.
Я видел по его простому и честному лицу воина, как ему хочется перебить нас без всяких фокусов и никчемных разговоров, однако то ли у него приказы, то ли в самом деле заинтересовало нечто, но кивком головы послал одного из арбалетчиков.
Тот исчез, немного погодя увидели его на вершине ближайшего холма, оттуда он заорал потрясенно:
— Там корабли!.. Громадные!.. Таких просто не бывает!.. У кавуняров таких нет и не было!
Командир поморщился, покосился в нашу сторону с откровенной неприязнью.
— Вы нарушили суверенные права нашего народа!.. Этот остров принадлежит республике гарбузнеров, как и всегда принадлежал! И никто не смеет…
Я сказал почтительно:
— Да, конечно, мы не спорим и признаем ваше право. А сейчас, если вы не против, мы вернемся на свои корабли. Мы не хотим вступать в спор за эти фолкленды, хотя и не лысые… До свидания!
Он вскинул руку.
— Стоять!.. Иначе будете убиты на месте. Вы вступили на эту священную землю, а незнание закона не освобождает от наказания.
— Тогда мы сдаемся, — сказал я. — Тем более, как я уверен с головы до ног, это только маленькое, даже крохотное недоразумение. Мы не враги, ваше командование быстро все поймет.
Он оглядел всю мою команду маленькими злыми глазами.
— Сложить оружие!
Я покосился на злого Юргена.
— Ну, барон, вот вам и новое приключение. Жаль, Ордоньес не пошел… Велите всем бросить мечи на землю.
Он посмотрел на меня зло, желваки заиграли под смуглой кожей, но сдержался, повернулся и крикнул:
— Оружие — на землю! Мы сдаемся.
Пираты медленно и очень неохотно бросали мечи и ножи на землю, туда же осторожно опустили и арбалеты, чтобы не повредить, и все время поглядывали по сторонам, но противник не давал ни единого шанса: десятки арбалетов нацелены почти с такого же расстояния, как тогда, когда мы захватили людей капитана Дэвида Ганшилда.
Я сказал как можно более дружелюбным тоном:
— Как видите, никакого сопротивления. Я уверен, ваш командир поймет, мы не враги. Кому мы имеем честь сдать оружие?
Он подошел и остановился передо мной в двух шагах, лицо злое и холодное, губы плотно сжаты.
— Баннерет Матиус Хельм, — представился он ровным голосом, но не поклонился и продолжал смотреть голубыми и холодными, как арктический лед, глазами. — На службе владетельного эрла сэра Хакса Элкинса, который является вассалом стекъярла Уилла Поултера.
Я ответил так же ровно, не кланяясь и глядя ему в глаза:
— Эрцгерцог Ричард, на службе Его Небесного Величества Господа Бога!
Его лицо не дрогнуло, хотя в глазах что-то изменилось, но не уважение, как я надеялся, или страх, а некое непонятное презрение.
— Понятно, пираты, — сказал он. — Скандар, Бен!.. Быстро собрать их оружие!
Двое шустрых оставили арбалеты и выбежали к нам. Я взмахом руки велел нашим отступить, чтобы не было ни у наших желания успеть схватить раньше и начать рукопашный бой, когда арбалетчики не смогут выстрелить, чтобы не поразить своих, ни у подбирающих излишней боязни, при которой могут наделать глупостей.
Этот умелый баннерет Матиус поглядывал за всеми, но я чувствовал, что постоянно держит меня в зоне внимания. Он не сказал «собрать оружие пленных», как намеревался, я видел, как в последний момент проглотил последнее слово, хороший знак.
Юрген, кроме сабли, бросил на землю и громадный тесак, украшенный крупными рубинами. Его подхватили первым.
Яков пробормотал язвительно:
— Легко пришло, легко уходит…
Но и его голос прозвучал очень невесело, на суровом лице застыла кривая улыбка.
Я сказал бодро Юргену:
— Только не делайте такую печальную морду, барон! Когда что-то уходит, на его место приходит еще лучше.
— Всегда ли?
— Во всяком случае, — сказал я, — чаще.
Баннерет прокричал:
— По двое… колонной… марш!
Арбалетчики и люди с алебардами пошли справа и слева на безопасном расстоянии, я видел по лицам Юргена и его людей, что уже никому не приходит в голову попытаться освободиться прямо сейчас, когда у них восьмикратный перевес, а еще неизвестно, сколько сейчас собралось у нашей лодки.
Дорога пошла петлять среди нагромождения скал, райская зелень осталась за спиной, под ногами голый камень, ни травинки, ни кустарника, да и что, кроме несокрушимого гранита, может уцелеть под постоянными штормами, что бросают на берег массы воды, под ураганами и циклонами, которые так нередки в южных морях…
Похоже, мелькнула мысль, штормы налетают всегда с этой стороны, странный остров…
Мы пересекли его почти полностью, впереди распахнулся океан, а у берега по сигналу баннерета появились люди, начали освобождать замаскированные лодки.
— Это что, — спросил я, — вы собираетесь нас куда-то везти?
Он ответил резко:
— Это не ваше дело!
— Зато ваше, — ответил я мирно. — Вы видели наши корабли?.. У них страшная разрушающая мощь. Они могут погрузить на дно этот остров… и еще с десяток. Если мы не вернемся долго…
Он посмотрел остро, я сделал торжествующе-безмятежное лицо.
— Врете, — сказал он убежденно.
— А если нет? — ответил я. — Советую вам послать одного к нашим кораблям. Я передам адмиралу записку.
— Зачем?
— Напишу, что мы приняли любезное приглашение погостить у вашего… владетельного эрла сэра Хакса Элкинса?.. И что мы гости, а не пленники. Иначе на острове будет уничтожено все живое, а мы гуманисты и толерасты, не любим уничтожать прямо и грубо, мы предпочитаем экономическими методами…
Он нахмурился, вряд ли что понял, но непонятная речь внушает уважение, подумал, бросил на ходу:
— Джорджи, возьмешь лодку и доставишь на большой корабль послание сэра… сэра?
— Ричарда, — напомнил я. — Просто сэра Ричарда.
Мы спустились к лодкам, нас рассматривали с любопытством и начали предлагать утопить, забить палками, скормить крабам, закопать по шею в землю в зоне прилива. Наконец баннерет прикрикнул, мне принесли письменные принадлежности, я быстро нацарапал успокоительную записку Ордоньесу.
