Один из членов нашей команды, Кристофер Олен Рей, летел в космос впервые, и остальные ребята запугивали «старого доброго Криса» по этому поводу. Ему был едва старше двадцати. Его беспокоили перегрузки при взлете. Впервые хоть что-то, о чем можно написать домой. Однако, на мой взгляд, этот этап не будет долгим. А вот невесомость будет длиться и длиться, пока не включится центробежная сила, которой, благодаря деньгам какого-то богатого парня, снабжен наш революционный шаттл. Если это случится, я рискую начать хорошо думать об «Объединенной Аэрокосмической Корпорации». В конце концов, пожелали же они потратить на это часть своих грязных денег. К лучшему это было или к худшему, но коммандер Тейлор дала приказ о взлете через десять минут, которые будут подобны вечности. Старая бадья издавала много шума, когда начала заводиться. С моей удобной позы на кушетке был прекрасный вид на монитор. Я увидел, как огромный уродливый ублюдок, лежащий прямо около корабля, просыпается. Черт возьми, даже я бы проснулся от такого сильного шума. Князья ада были настолько велики, что мне показалось захватывающим то, как эта тварь борется с земной гравитацией, к которой мы, маленькие люди, так привычны. Тяжеленный минотавр споткнулся, когда вставал, как будто у него было похмелье. Я засмеялся. Демоны, несущие погибель, поднимали мне настроение.
Коммандер Тейлор убедилась, что «все ее детишки» надежно пристегнуты. Один из этих «детишек» чувствовал себя просто таки зажатым ремнями безопасности. Затем корабль начал дрожать, словно оживая, топливо побежало по его венам. Эта вибрация трясла меня до мозга костей.
Вдруг раздался рев — непонятно, из корабля ли, или из динамиков, которые принимали звуки от наших приятелей снаружи. Они были рассержены? Или они жаловались: «Не рановато ли?» (Было уже за полночь.) После всего пережитого я так и не научился различать, когда эти создания были счастливы, а когда — печальны. Рев — он и есть рев.
Наши сиденья располагались кругом, но мы ничего не сможем сделать, если отряд монстров решит что-нибудь предпринять. По милости этих пилотов мы, морпехи, оказались привязанными к своим кушеткам. Мне не нравилась эта игра в легкую добычу, но я понимал, что единственное, что мы можем сейчас сделать — это оставаться на вершине этой гигантской бомбы.
На экране большой паук-мозг переступил через принца ада. Мне это не нравилось. Если теория Эйкермана о радиосигнальном интеллекте была верной, это не меняло факта, что пауки были «умными тварями»… и прямо сейчас мы нуждались во всей тупизне, на которую наши враги были способны.
Время все еще было на нашей стороне. Но нам нельзя было больше ждать. Я слышал, как Тэйлор и Райли читали технологическую карту. Они говорили очень уверенно, и это давало ощущение, что мы находимся в надежных руках. Я не хотел умирать из-за чьей-либо небрежности. Тихий голос в застенках головы зашептал, что у меня в венах бежит кровь викинга, потому что я скорее умру от топора в брюхе, чем из-за того, что кто-то нажал на неправильный выключатель.
Когда я услышал ровный голос второго пилота, сообщающего: «Осталось три минуты», ситуация показалась мне весьма благоприятной. Эти ребята знали свое дело, все шло нормально.
Перед запуском они наденут кислородные маски, и я не смогу слышать их. Пассажирские места, к которым мы были привязаны, не было нужды оборудовать кислородными масками, зато там имелись запасные кислородные резервуары, на случай, если корабль начнет терять давление. Я не мог оторвать глаз от монитора, на котором большая ползучая тварь семенила вокруг, вроде как разбираясь с причиной запуска. Вот почему я был так счастлив услышать голос Райли: «Осталось две минуты».
— Как дела? — спросил главный старшина Куртис.
— Хорошо, ответил я. Многого я видеть не мог. Если бы повернул голову по по-настоящему неудобным углом, я мог встретиться с ногами Арлин.
— Мы готовы поднимать якорь, — отозвался он.
— Осталась одна минута, — оповестил второй пилот. Я готов был поверить, что мы, наконец, оторвемся от земли. Монитор показывал, как вернулся паук-мозг и начал расталкивать минотавра. Паровой демон лежал поблизости.
Селектор разродился треском вперемешку с визгом — возможно, это какой-то код пришельцев. Это вызвало у меня головную боль еще до того, как «Бова» устремилась к звездам.
Самым прекрасным моментом было наблюдать, как паук-мозг мечется в оранжевом пламени корабля.
Отряд демонов перестал беспокоить нас с той же скоростью, с какой коммандер нажала на кнопку. Но теперь неприятности доставляли два других монстра: гравитация и давление. Я чувствовал, как они сели на мою грудь. Я был избалован легкими стартами с Марса. Преодоление виртуальных гравитаций Фобоса и Деймоса вообще не в счет. Я забыл, насколько тяжелее было освобождаться от гравитации нашего старого грязного шара.
Было больно. Я должен переучивать себя полетам. От давления у меня появилась мать всех головных болей. Когда я пытался сфокусироваться на чем-то, зрение плыло. Вибрация была снаружи и изнутри головы. Закрыв глаза, я поблагодарил сестер моей католической школой за то, что они послали нам Тэйлор и Райли.
Мы могли наблюдать себя в мониторах. Я бы предпочел иллюминатор. Но чистота изображения экранов заслуженно носила эпитет из документации: «кристальная ясность».
При взлете казалось, будто мы устремляемся в бесконечность ночи. Привязанный к своей кушетке, я мог определить, что «Бова» покидает атмосферу, только за счет того, что звезды прекратили мерцать. Они были похожи на спокойные, белые глазки, рассыпанные по черному бархату космоса. Арлин и подумать не могла, что в моей душе было место для поэзии, потому что я никогда не говорил с ней таким вот образом. Прежде всего она была англичанкой. Я прощал ее за это. Что еще я мог сделать? Она расценивала меня как главного шефа в нашем отделе.
Лучший способ прикрыть свою задницу состоял в том, чтобы держать поэтические чувства при себе.
Хорошо, что можно было думать о чем-то другом, помимо физического напряжения от взлета. Ускорители — ускоряли. Все тряслось, гремело и каталось. Я думал о том, как же много работы командующий и ее радарный офицер должны делать, обходясь без наземной поддержки.
Не было никого, кому можно было бы позвонить по телефону и спросить о плане полета. Мы были сами за себя. Маленький голосок в застенках мозга выбрал момент, чтобы поднять эту раздражающую тему: что, если плохие парни собьют нас в воздухе? Ни в одной из наших бесед никто не рассматривал эту возможность. Во всяком случае, вслух. Ну что ж, пока я был занят этой мыслью, я мог не волноваться, что пойдет дождь.
