Антоний дернул плечом и поморщился.
– Какой позор. Мы докатились до того, что стали сотрудничать с презренными демонами.
– Слушай, умник, кажется, «презренные демоны» уделали вас, гордых рыцарей, в прошлой битве у восточных гор. Радовался бы, что самые достойные из них предложили вам свою помощь.
Он смотрел на меня сверкающими от бешенства глазами, сжимая рукоять меча и, видимо, мечтал зарезать, но благородство происхождения не позволяло затевать уличную драку с безоружным демоном, пребывающим в человеческом облике. Несколько мгновений я наслаждался его бессильной яростью, а потом сказал примирительно:
– Ладно. Не злись. Мне тоже не по душе человеческое общество. Но мы ведем честную игру. Генерал решил сотрудничать с нами, и можешь не ломать свою голову, хорошо это или плохо, начальство уже все решило за тебя… Кстати, может быть, нам стоит пойти куда-нибудь в тенек, где подают холодное пиво, и продолжить там нашу милую беседу, а то я чувствую, что скоро изжарюсь на солнце.
Парень вскинул голову, глядя на меня с плохо скрытой насмешкой, и сказал:
– Не изжаришься. Там у вас есть места и пожарче.
– А ты что, бывал у нас? – спросил я ехидно.
Он снова нахмурился, видимо, ему было не очень приятно обсуждать возможность собственного путешествия в наши земли, и предложил, не глядя на меня:
– Пойдем в «Цветущий чертополох». Там можно посидеть спокойно.
Я скривился про себя. Опять чертополох! Куда ни плюнь, везде чертополох, да еще и цветущий! Но вслух сказал с любезной улыбкой:
– Ладно. Показывай дорогу.
Антоний шел так быстро, что я едва поспевал за ним. Узкие, раскаленные солнцем улочки были пусты. То ли «Белые щиты» сидели по домам, то ли изучали новые приемы боя под руководством Буллфера, то ли получали новое вооружение.
В «Чертополохе» (неплохая, кстати, несмотря на название, оказалась таверна) мы сели за самый дальний столик. Я доброжелательно проводил глазами трактирщика, притащившего поднос с большим запотевшим кувшином (судя по запаху, в нем было что-то получше пива), тарелками с разнообразной снедью и двумя стаканами. А потом весело сказал своему спутнику:
– Ну что, выпьем за нашу общую победу, дорогой союзник.
Не отвечая, Антоний налил себе вина и выпил залпом, всем своим видом показывая, что лично он мне не союзник, тем более не «дорогой».
– Слушай, – продолжил я, словно не заметив, как его перекосило от моей фамильярности. – А почему у вас здесь не видно женщин? Я, например, не встретил ни одной.
– Потому что их здесь нет, – сказал он, укладывая на огромный ломоть хлеба куски копченого мяса.
– Совсем нет?
– Совсем. Наша жизнь посвящена борьбе с демонами, и устав Ордена запрещает женщин.
– Это худо, – сказал я задумчиво. – Священная война, великое служение… это все понятно, но человеческая-то природа берет свое, как же вы обходитесь…
Антоний покраснел… от возмущения, наверное, и воскликнул:
– А ну заткни свою грязную пасть и не смей…
– Ты меня не понял, – перебил я его невозмутимо. – Я хотел спросить, как же вы продолжаете свой благородный род? Откуда взялись дети? Я видел много детей на улицах. И все они мальчики. Почему?
Он покраснел еще больше и ответил, глядя в свой стакан:
– Мы принимаем всех, кто желает уйти из мира и принять участие в священной войне, а дети… Благородные матери отдают своих сыновей для того, чтобы мы вырастили из них бесстрашных воинов.
– Понятно.
Значит, из десятков соседних деревень стекаются в Белый город мальчики, юноши и мужчины для того, чтобы продолжить славное дело предков, поучаствовать в какой-нибудь войне против демонов и покрыть себя неувядающей славой и ангельской благодатью. Мечей и цветов чертополоха хватит на всех. Бедный Энджи, ему станет дурно, когда он узнает, что такая куча народа мечтает погибнуть ради него, по одному его слову.
Антоний, внимательно наблюдающий за мной, неожиданно отодвинул блюдо с мясом и поднялся.
– Идем со мной.
Глаза его заблестели, на щеках выступили красные пятна. Похоже, его охватил приступ фанатического вдохновения, что случается иногда с людьми. Ну ладно, пойду посмотрю, что он там мне хочет показать. Надо быть, так сказать, в курсе умонастроений народных масс. Я тоже встал, сунул кусок ветчины в карман и пошел вслед за собеседником.
На улице стало немного прохладнее, набежавшие на небо тучки скрыли солнце, и белый камень стен уже не так слепил глаза. Откуда-то прилетел ветерок и покрыл воду в каналах мелкой рябью. За горизонтом как будто погромыхивало. Наверное, будет гроза…
Антоний уверенно шел вперед. Без него я бы давно заблудился в путанице улочек, тупичков и переходов. Периодически город начинал представляться мне громадным муравейником – в этой его части постоянно шныряли, попадаясь нам навстречу, деловитые сосредоточенные люди. Одни из них тащили связки копий, другие были нагружены щитами; на особенно узкой улочке нам пришлось пропускать целый отряд, тянувший часть огромной метательной машины.
Видимо, Антоний пользовался в городе популярностью, с ним здоровались и периодически останавливали, чтобы узнать новости из большого мира, но мой неожиданный спутник не особо распространялся по этому поводу и спешил быстрее отделаться от любопытных. На меня горожане реагировали одинаково, с явным неудовольствием. Но я уже привык чувствовать на себе враждебные взгляды, и человеческое общество давно перестало меня нервировать.
Узкие кривоватые улочки остались за спиной, и мы вышли на широкую круглую площадь. Белая пирамида храма, видимая изо всех точек города, оказалась прямо перед нами. Вот, значит, куда он меня вел. Интересно только – зачем?
Антоний первым прошел между широко распахнутых створок каменных дверей, его белый плащ тускло засветился в полутемном коридоре, и бледные листья чертополоха неожиданно вспыхнули ярким пурпуром. Значит, эти их священные символы еще и в темноте светятся. Очень впечатляет. Надо будет такой плащик себе, что ли, попросить, в качестве сувенира.
– Входи, не бойся, – сказал Антоний, увидев, что я в нерешительности затормозил на пороге.
Ладно, чем я рискую…
Внутри было прохладно, почти холодно, шаги гулко отражались от каменных плит пола и улетали вверх, под потолок. Бледный свет, льющийся из невидимых окон, освещал грубо обтесанные стены коридора. Откуда-то доносилась тихая ненавязчивая музыка, и тянуло резким неприятным запахом, сушащим горло. Я уже хотел выразить свое неудовольствие по этому поводу, как вдруг пред нами открылся небольшой круглый зал. Его стены были покрыты фресками, изображающими картины Великой Древней Войны. Чувствуя странное волнение, я подошел ближе, рассматривая зеленые луга, морские побережья, леса, демонов, людей и ангелов, нарисованных с человеческой тщательностью, любовью к мелким деталям и подробностям.
