Хуже - Прелат теперь вообще не уйдет. И ему, поди, охота досмотреть, чего там еретики разбегались. А что мимоходом и на караул станет поглядывать, как поведут себя верные стражи режима, это - как пить дать. Никакого же терпения нет, так хочется обернуться.
Но тут Диего вспомнил о своих командирах. Те должны появиться с минуты на минуту, и занять места соответственно по обеим сторонам у перил. Вдруг расслабятся, и, думая, что Прелат уже покинул Башню, сядут рядком в тени? Точно, вышли и топчутся на месте, не поняли, на сколько близки к катастрофе.
Слышит их Прелат или нет, Диего в точности не знал, но в данный момент решил для себя - не слышит. Не раскрывая рта, он громко, так что бы дошло до обоих, прогнусил:
- Атас, мужики! Глядите на ту сторону.
Тупой дон Родриго, конечно, не сообразил. Зато, дон Консисто сразу все понял, четко печатая шаг, пересек маленький пятачок и встал на своем посту как изваяние, утвердился на месте, а там и до дона Родриго дошло. Но припоздал. Ох, припоздал!
Не миновать теперь наказания. Если конечно всевидящее око Прелата не было занято в этот момент потасовкой, случившейся аккурат у входа на мост с той стороны.
Диего окосел. Головы-то не повернуть. Это же надо! Трое пробивались на их сторону. Такого молодой солдат Христова воинства еще не видел.
Первым бежал высокий худой парень. Сходу опрокинув рогатку, он толкнул стража.
Тот брыкнулся навзничь. И бежал бы парень себе дальше. Нет. Остановился, обернулся, посмотреть, как там товарищи. Среднего роста крепыш сцепился с двумя охранниками моста. Даже из такого далека видно - не сладко пришлось служивым.
Такой может покалечить не хуже чем Ужас Святого Ипполита, который в народе называют просто Большой Дурой. И ведь отбился бы, да третий подкачал. Видно - не боец. Только руками машет. Диего непозволительно быстро, развернулся и опять скосил глаза, боясь пропустить самое интересное. События стремительно придвигались к их берегу. Высокий, который вбежал на мост первым, пятился потихоньку к середине. Крепыш таки отбился и теперь решал, что делать: двигать на Игнатовскую сторону или выручать товарища. Но уже было поздно. К рогаткам вывалила целая толпа. Третьего подмяли, будто и не было. Крепыш скомандовал длинному, уходить, развернулся и как танк попер обратно, утаскивая за собой преследователей. Парень замер, но одинокий выстрел, прозвучавший с той стороны, заставил его шевелиться. Такого Диего не ожидал. Что бы у алмазовцев, да огнестрельное оружие! Но поразмышлять над сим фактом не пришлось: дон Родриго подал команду, дон Консисто подтвердил. Рогатки раздвинулись, и, бежавшего от своих еретика, приняли заботливые руки гвардии Прелата.
***Илья слабо удивился, когда его потащили вниз по лестнице, а не вверх. Как он помнил, зал трибунала находился на третьем этаже. Его же волокли в подвал. До сего момента он просто ничего не ощущал кроме боли. Помяли его не просто сильно - очень сильно. Тут синяками не обойдется. Зубы во рту шатались, не вылетел, правда, ни один. Ребра пели, и он подвывал им в унисон. Бок, как будто, раздирали железные крючья. Волочение по ступенькам не способствовало облегчению мук. Судя по шуму, за ним тащили еще кого-то. Илья обречено подумал: всех поймали. На очередном толчке, его вывернуло под ноги конвоиров. Один заматерился, другой молчком пнул под сломанные ребра. Дух перехватило, сознание на некоторое время вырубилось. Очнулся Илья во мраке.
Против опасений, боль оказалась вполне терпимой. Пошевелил ногами, руками - двигаются. Но темнота - хоть глаз выколи. Сколько не таращись - ничего! Только горячее напряжение в глазных яблоках.
Он уже давно заметил, темнота в городе Дите особенная, сродни тьме египетской, если ориентироваться на псевдоисторические описания (кто ее видел-то?) Она окружала, облепляла и стискивала, наподобие пластикового мешка, приспособленного для немудрящей пытки в быту. Через некоторое время пребывание в темноте становилось невыносимым. Человек начинал метаться и кричать: хоть огонечек, хоть проблеск, хоть искорка!
Душила тишина.
Уже, собравшись с силами и открыв рот для крика, Илья услышал сопение. На него ползла жуть. Не надуманная, не эфемерная, какую еще можно перетерпеть, подавить в себе. Во тьме к нему кто-то подкрадывался.
Завопить Донкович не успел. Рот зажала мозолистая, вполне человеческая рука.
- Тихо, - в самое ухо прошептал Сергей. - Только вякнешь, прибегут и на допрос потянут. Замри. Это хорошо, что нас в Черный Погреб заколотили.
Чем же хорошо-то? - возмутился про себя Илья. Ужас, клокотавший внутри, отнюдь не улегся, не растворился. Если он вообще отпустит. Сергей милостиво пояснял:
- В такие казематы опускают смертельно покалеченных, которых непременно надо вылечить. Только им сначала сонного настоя дают. Что-то вроде макового отвара.
Ты должен быть в курсе. С ног сшибает мгновенного, а кайфа никакого. И привыкания не дает. Тут многие на него поначалу зарятся, ждут, что кумар попрет. Потом бросают. Проспался и все.
Говорил он как-то поспешно, да и не по делу. Илья вдруг сообразил: его товарищу тоже плохо. Донкович помотал головой, пытаясь сбросить руку Сергей с лица. Тот еще придержал, потом осторожно отпустил, спросив для верности:
- Орать не станешь?
- Нет. Попытаюсь, во всяком случае.
Они говорили. Но как только поток слов иссякал, из темноты накатывало. Они старались не молчать, рассказывали по очереди каждый о своем. Сергей поведал, чем занимался в первые годы после проявления. Многое, разумеется, утаил, но выпытывать и дознаваться Илья не стал. Сам он предпочитал говорить про прежнюю жизнь, про дела в своем отделении, про развод, про мост через Онку и целующихся тинэйджеров. Когда торопливый шепот смолкал, темнота накрывала с удвоенной силой.
То ли пребывание в каменном мешке чем дальше, тем больше грозило помешательством; то ли воспоминания о простых мирских, повседневных вещах, которые проходили мимо тебя, а ты мимо них, так действовали -» [Author:U].
Собеседник вдруг громко заскрипел зубами. Огромная ладонь вновь накрыла лицо Ильи.
- Перетерпи-и-и… - прохрипел Сергей.
Ух, как их крутило. Корежило и выворачивало. Илье показалось, что кости у него стали мягкими как тесто. Сухожилия и мышцы сначала растянулись, потом приняли нормальную форму. И душевная мука такая - не перемочь. Еще чуть-чуть… но терпел. Зубы сами ухватили мягкое. Илья не сразу сообразил, что это чужая рука, а когда с невероятными усилиями разомкнул челюсти, по губам текло.
Вспышка заставила зажмуриться и…
Сознание вернулось мгновенно, - кровь Сергея еще не успела засохнуть на губах, - Илья открыл глаза и тут же их зажмурил. Случившаяся с ним метаморфоза нуждалось в осмыслении и в осознании. Он стал видеть в темноте. То есть, зрением такое назвать было трудно. И тем не менее он ощутил контуры помещения; что рядом лежит человек, что в дальней стене есть ниша, а в ней стоит масляный светильник.
