Впечатления от беседы с инспектором у меня остались крайне неоднозначные. Как понимать эти его оговорки? Действительно ли в деле замешаны влиятельные персоны или же просто кое-кто получает отступного за то, чтобы не вмешиваться в происходящее? Я верю, что Таусенд кристально честный человек (он даже не завысил стоимость ремонта своего автомобиля, хотя имел такую возможность), но ведь есть люди и повыше рангом…
Итак, кроме моего любезного кузена в ловушку мошенников угодило еще немало простаков либо же жадных до дармовой наживы людей (кстати, хотя Сирил относится именно к последним, ума у него не так уж много). И по большому счету инспектор не солгал: если люди отдавали деньги добровольно (а я уверен, документы у мошенников в порядке), то вряд ли тут можно что-то предпринять. Но как прикажете выручать тетушкино поместье?..
«Прежде всего, — решил я, входя в дом, — необходимо обсохнуть и согреться!»
— Ларример!
— Сэр! — появился он в холле, и лицо его выразило сдержанное неодобрение моим видом. И впрямь у меня снова текло со шляпы! Но Ларример был слугой хорошей выучки, а потому не позволил себе заметить: «А я ведь предлагал вам взять зонт, сэр!» Это и так прекрасно читалось в его взгляде.
— Я в оранжерею, — сказал я, сбрасывая ему на руки мокрое пальто. — Будьте любезны, принесите мне туда бренди.
— Сию минуту, сэр.
Я рассеянно прошел через весь дом и поднялся в оранжерею. Здесь было восхитительно тепло, и в тщательно отрегулированном свете электрических ламп (которые старомодный Ларример категорически не желал признавать, как и прочие веяния прогресса) можно было представить, будто греешься на пляже.
— Ах ты моя прелесть… — проговорил я, склоняясь к одной из своих малюток. — Тилли, красавица, ты решила меня порадовать? Как это мило с твоей стороны! Я так и знал, что тебе не хватает освещения… А вы, сударь, - обратился я к другому питомцу, — ведете себя скверно! Уже год я только и вожусь с вами, Альберт, но вы сидите сиднем! Берите пример с Тилли и Оливии — вот славные девочки…
— Ваш бренди, сэр, — проговорил за спиной дворецкий.
— Благодарю, — ответил я, беря бокал. — Взгляните, Ларример, разве не прекрасное зрелище?
Свободной рукой я указывал на редкий экземпляр Obregonia denegrii, побаловавшей меня нежными беловатыми цветочками, особенно трогательными на фоне обильного пуха ареол.
— Да, сэр, — согласился он. — Простите, сэр, а нельзя ли немного передвинуть вот этого господина?
— Кристофера? — повернулся я к еще одному из украшений моей коллекции, прекрасному экземпляру Grusonia grahamii. — Почему бы вдруг?
— Видите ли, сэр, — сказал Ларример с достоинством, — этот господин немного слишком колюч. И когда намедни вы поручили мне включить освещение… А это вдобавок были мои лучшие брюки, сэр. Прошу прощения, сэр.
— Разумеется, мы его подвинем, — сказал я, сдерживая усмешку. Удивительно, почему меня мои кактусы никогда не колют? Может быть, дело в отношении? Ларример считает, что подобное занятие джентльмену не пристало, но увы… я предпочитаю общество моих колючих друзей любому другому. И, между прочим, сам дворецкий подолгу беседует со своей золотой рыбкой Атенаис!
— Позволено ли мне будет также заметить, сэр… — Дворецкий деликатно выждал и, не получив возражений, продолжил с укоризной: — Вы забыли поменять глаз, сэр!
И протянул мне маленькое карманное зеркальце. Из зеркальной поверхности на меня уставились разноцветные глаза: карий и бледно-голубой. Зрелище и вправду было презабавное. Особенно хорош бы я был в роли какого-нибудь злодея: прекрасные приметы! То-то инспектор так на меня вытаращился!
Пришлось под неусыпным надзором Ларримера (интересно, почему он не сообщил мне о моем упущении до того, как я вышел из дому?) менять глаз на более приемлемый по цвету.
— Ларример, я буду обедать через час, — сказал я, закончив приводить себя в порядок.
— Как прикажете, сэр! — с каменным выражением лица согласился дворецкий, хотя любые нарушения режима он категорически не одобрял.
Когда Ларример отбыл на кухню, я принялся прохаживаться по оранжерее, размышляя о том, что дальше предпринять. Обратиться к кому-нибудь из старых друзей с просьбой о содействии? Но какую именно помощь они могут мне оказать?
Инспектор Таусенд прозрачно намекнул, что речь идет не об обыкновенных мошенниках, которых может задержать любой полицейский. Нет, дело тут куда запутаннее и тоньше…
Впрочем, что это я? Пожалуй, самое время получить подсказку.
Я напоследок окинул взглядом свои владения (как высокопарно именовал оранжерею милейший Ларример), сорвал с малышки Цинции ее первый плод и, рассеянно кусая его, пошел в кабинет.
Тут все осталось как при отце: тяжелые гардины, даже в солнечный день создающие приятный полумрак, полки темного дерева, кипы бумаг, разобрать которые у меня который уже год не доходили руки, немаркий (но чрезвычайно дорогой) ковер… Только на столе поубавилось корреспонденции, да в углу скромно устроился старинный шахматный столик. К нему я и направился, на ходу дожевывая подарок Цинции.
Я воровато пристроил хвостик плода на подлокотник дивана (не забыть бы потом убрать, не то последует получасовая лекция Ларримера о том, что пищу должно принимать исключительно в столовой, и никак иначе!) и извлек из тайника заветную квадратную бутылку. Отец держал там марочный коньяк, а у меня несколько иные вкусы.
Некоторые ценители уверяют, что закусывать данный напиток следует исключительно сушеными сороконожками. И, надо признать, аборигены поступают именно так. Однако я не настолько чужд цивилизованности, чтобы питаться жуками, гусеницами или червяками, по крайней мере, без острой на то нужды. Хотя, конечно, и не такое бывало…
Я сделал три символических глоточка прямо из горлышка и усмехнулся. Воображаю, что бы сказал Ларример, доведись ему это увидеть! Наверно, немедленно потребовал бы расчета!
Нажав на потайную кнопку в шахматном столике, я выстучал на его поверхности секретный код и извлек из открывшегося ящичка свое сокровище. Ювелиры вряд ли дорого оценили бы содержимое этого мешочка, однако мне оно обошлось весьма недешево, так что для меня он куда ценнее бриллиантов.
Я потер искусственный глаз и занялся привычным делом…
Спустя полчаса я, ликвидировав следы преступления и спрятав все улики, принялся размышлять.
Результаты оказались… неоднозначны.
Итак, что мы имеем на настоящий момент?
Одно из двух: либо все мои попытки приструнить ФФФ заранее обречены на поражение, либо я пытаюсь достичь вовсе не того, чего следовало бы.
