Проход заслоняла массивная, однако абсолютно обычная дверь, задачей которой, видимо, было вгонять людей в тоску. Оранжевые и фиолетовые циннии, стоявшие в ящиках по обеим сторонам от двери, все еще цвели, что противоречило всем правилам биологии и ботаники. «Странно», — подумал Квентин. По хорошему, в ноябре они уже должны были завянуть, но через несколько секунд это перестало его интересовать. На нем не было перчаток, поэтому пришлось спрятать ладони в рукавах. Было так холодно, что казалось, что сейчас повалит снег, но, как ни странно, внезапно пошел дождь.
Пять минут спустя уже лило как из ведра. Квентин постучал в дверь, а затем токнул ее. Она открылась с негромким треском, и из дома повеяло теплым воздухом с примесью каких — то фруктов.
— Есть тут кто? — крикнул Квентин. Обменявшись с Джеймсом взглядами, он раскрыл дверь нараспашку.
— Дай ему еще пару минут.
— Кто вообще занимается такой ерундой в свободное время? — проворчал Квентин. — Готов поспорить, что он самый что ни на есть педофил.
Он стоял в темном коридоре, а Джеймс снова нажал на звонок. Никто не ответил.
— Думаю, никого просто нет дома. — Квентин пожал плечами. То, что Джеймс не хотел заходить, заставляло его пройти дальше и осмотреться еще сильнее. Если этот парень окажется хранителем врат Филлори, что ж, жаль, что он не надел подходящую обувь. Лестница у двери вела наверх. Слева была кухня, которой явно никто не пользовался, справа небольшая комнатка, больше похожая на логово, с удобными мягкими креслами и здоровенным шкофом, стоящим в углу. Как интересно. Огромная карта занимала почти всю стену в коридоре, в угло было нанесено изображение компаса и розы. Квентин провел рукой по стене в поисках выключателя. В углу стоял стул, но он решил на него не садиться.
Все ставни были закрыты. Темень в доме стояла такая, как будто на улице на самом деле была ночь. Квентин медленно вошел в комнату, вышел обратно и снова позвал Джеймса. Но любопытство взяло верх, ему срочно нужно было узнать, что еще есть в комнате. Он вновь вошел туда. Темнота окружала его со всех сторон, казалось, еще немного, и он услышит странный электрический звук, который она издает.
Шкаф был безразмерным, казалось, на него можно было залезть и лечь там спать. Квентин взялся за маленькую металлическую ручку. Король забавляется. Он не мог ничего с собой поделать, казалось, что вся его жизнь вела к этому самому моменту.
Оказалось, что шкаф был чем — то вроде винного погреба. Огромного погреба, потому что, казалось, в него влезла вся выпивка на планете. Квентин провел рукой по полке, слушай позвякивание бутылок, дабы удостовериться, что у шкафа вообще есть задняя стенка. Стенка была. Твердая. Ничего волшебного в ней не было. Он закрыл дверцу, чувствуя, как у него горит лицо. Затем он обернулся, чтобы проверить, что никто не смотрит, и увидел мертвое тело на полу.
Через 15 минут фойе наполнилось людьми и движением. Квентин сидел в углу в плетеном кресле, как человек, пришедший на похороны незнакомца. Он прижал свой затылок к прохладной, жесткой стене, так сильно, что казалось, будто эта стена — единственное, что удерживает его в нашем мире. Джеймс стоял рядом. Он не знал, куда деть свои руки. Они с Квентином не смотрели друг на друга.
Старик лежал на полу, на спине. Его живот имел очертания довольно крупного круглого бугорка, а волосы его напоминали лохматую прическу Эйнштейна. Вокруг него стояли три врача, двое мужчин и женщина. Женщина была невероятно, почти неуместно красивой, и явно не подходила для таких мрачных событий. Врачи усердно работали, но это не было молниеносной операцией по спасению человека. Это было кое — что другое — неизбежно неудачная реанимация. Они тихо переговаривались, собирали оборудование, сдирали пластыри и выкидывали использованные шприцы в специальный контейнер.
Отточенным движением один из врачей вытащил интубационную трубку из тела. Рот старика был открыт, так что Квентин мог видеть его серый, мертвый язык. До его носа донесся запах, который Квентин не хотел чувствовать — это был слабый, горький запах дерьма.
— Дела плохи, — не в первый раз сказал Джеймс.
— Ага, — ответил Квентин глухо. — Очень плохи.
Он едва мог говорить, потому что у него свело челюсть.
Если он не будет двигаться, то никто не привяжет его к произошедшему. Он замер и старался дышать медленнее. Он смотрел прямо перед собой, стараясь не обращать внимание на происходящее в комнате отдыха. Он знал, что если он посмотрит на Джеймса, то увидит только свое собственное психическое состояние, отраженное в бесконечном зеркальном коридоре паники, что ведет вникуда. Он выбирал момент, чтобы аккуратно уйти. Он никак не мог избавиться от чувства вины, из — за того, что именно он пришел в дом без приглашения, и что это каким — то образом могло спровоцировать смерть этого старика.
— Я не должен был называть его педофилом, — сказал Квентин вслух. — Это было неправильно.
— Еще как, — согласился Джеймс. Они говорили медленно, как будто они только что научились говорить.
Один из врачей, женщина, поднялась с колен. Квентин смотрел, как она потянулась, положила большие пальцы себе на пояс и наклонила голову из стороны в сторону. Затем она направилась к парням, снимая на ходу резиновые перчатки.
— Ну, он мертв! — весело объявила она.
Судя по акценту, она была англичанкой.
Квентин прочистил горло. Женщина аккуратно кинула свои перчатки в мусорный бак.
— Что с ним произошло?
— Внутричерепное кровоизлияние. Хороший и быстрый способ умереть, если нет другого выбора. А у него его не было. Он, видимо, был пьяницей.
Она изобразила, как пьет из воображаемого стакана.
Её щеки раскраснелись из — за того, что она долго сидела на корточках рядом с телом. Ей было около 25, а надета на ней была темно — синяя блузка с короткими рукавами, аккуратно застегнутая на все пуговицы, кроме одной. Женщина в таком виде была похожа на стюардессу, сопровождающую людей в их полете в ад. Квентину хотелось, чтобы она не была такой привлекательной. С некрасивыми женщинами проще общаться, потому что не приходится расстраиваться из — за их недоступности. Но она не была некрасивой. Она была бледной и худой, а еще у нее были невероятно милые, широкиеи нелепо привлекательные губы.
— Ну, — Квентин не знал, что сказать. — Мне жаль.
— Почему ты извиняешься? — спросила она. — Это ты его убил?
— Я просто пришел сюда на собеседование. Он проводил собеседования выпускников для Принстона.
— Тогда какая разница?
Квентин задумался. Ему казалось, что он не понял цели этого разговора. Он встал, что ему стоило сделать, еще когда врачи только появились. Квентин оказался гораздо выше врача. «Даже при таких обстоятельствах», — подумал он. — «Она слишком любопытна для доктора».
