Спустя несколько минут мужчина возвращается. На плече он легко, как пушинку, несет еще одну женщину. Спящую, как и все в Ардкерре. Она очень похожа на первую, и будь обе не созданиями из плоти и крови, а статуями, любой бы сказал: у скульпторов, что их изваяли, был общий оригинал. Только если первая вышла из-под резца талантливого ученика, то над второй трудился мастер-виртуоз.
Брезгливо отдернув ногу от натекшей прямо на порог лужи крови, мужчина неожиданно бормочет: «Ах да. Чуть не забыл…». Он бережно укладывает свою ношу на землю, несколько мгновений копается в привешенном к поясу кошеле, а потом склоняется над одним из убитых – уже пожилым воином, длинные усы которого не скрывают шрам, давным-давно изуродовавший рот и левую щеку. Вложив в руку этого воина какой-то небольшой предмет, мужчина отступает на шаг назад и придирчиво рассматривает распростертое у его ног тело, затем резко хлопает в ладоши. Копье с длинным волнообразным наконечником, лежащее на земле подле одного из мертвых, внезапно приходит в движение и, описав в воздухе короткую дугу, с влажным хрустом пробивает грудь воина со шрамом, буквально пришпилив его к земле у самых ступеней, ведущих вниз. «Так-то лучше!» – удовлетворенно заключает мужчина и вновь поднимает так и не проснувшуюся женщину на руки. Не открывая глаз, она, задыхаясь, бормочет во сне: «Это ошибка, Коранн… Ошибка… Я же люблю тебя больше жизни, почему ты мне не веришь?…»
Неизвестно почему, но при этих словах мужчина останавливается.
– Бедная девочка, – произносит он. – Ты выбрала не того мужчину. Он не только с легкостью забыл о своей любви, но даже не смог подарить тебе ребенка, которого ты так хочешь. Как жаль, что ты мне не пара… Впрочем, от судьбы не уйти: ты понесешь от жителя благословенного Первого Предела и всё же станешь матерью. Пока ты не знаешь этого, но ребенок, которому суждено родиться от нашего союза, когда-нибудь встряхнет этот мир от вершин облаков до корней гор. Первый ребенок, рожденный в Первом Пределе за тысячу лет. И если всё пройдет, как я задумал, не последний…
Спальня поражает роскошью и изяществом. Кажется, будто в ней наяву воплотились самые смелые, самые неожиданные и изощренные мечты неведомого художника. Безупречный вкус и гармония чувствуются в любом, даже самом незначительном предмете.
На резном ложе, под расшитым изумительными золотыми цветами и листьями зеленым шелковым балдахином, спит прекрасная молодая женщина. Она почти обнажена, лишь тонкая рубашка, похожая на паутинное кружево, больше показывающая, нежели скрывающая, невесомо обтекает ее тело, туго натягиваясь на заметно округлившемся животе. Густые, медового цвета волосы женщины в беспорядке рассыпаны по подушке, на лбу выступила испарина.
– Коранн… – шепчут чувственные губы красавицы. – Коранн…
В спальню входит мужчина. В его руках резная чаша. Несколько мгновений он молча смотрит на спящую, словно любуясь ею. Но это не то восхищение, которое испытывает муж, глядящий на жену, и даже не то, с каким отец смотрит на дочь. Скорее такой взгляд уместен для художника, с удовлетворением созерцающего вышедший из-под его кисти портрет. Законная гордость мастера созданным им шедевром.
– Коранн… Коранн…
– Опять! – с досадой произносит мужчина и легонько трясет спящую женщину за плечо: – Этайн! Этайн, проснись!
Глаза женщины открываются. При виде склонившегося над ней лица, она напрягается, пытается отодвинуться в сторону, но тут же вновь расслабляется, а на губах ее расцветает улыбка:
– Здравствуй, господин мой!
– Здравствуй, Этайн, – улыбается в ответ мужчина. Но улыбается чуть вымученно, и женщина сразу замечает это. Глаза ее грустнеют.
– Опять? – тихо спрашивает она.
– Опять. Ты можешь что-нибудь вспомнить? – Женщина качает головой, на ее глаза наворачиваются слезы. Мужчина присаживается на ложе, ласково гладит ее по голове.
– Ну за что, за что мне это?!
– Не плачь. Твоей вины тут нет. Выпей лекарство. – Женщина робко принимает из рук мужчины чашу, доверчиво заглядывает ему в глаза:
– Это поможет? Он больше не будет преследовать меня?
– Я очень надеюсь. А если даже и нет, то мы придумаем что-нибудь еще. Ты же знаешь, что я всегда буду рядом, моя девочка. Выпей. Вот так, хорошо. Теперь ложись. Тебе нельзя волноваться.
– Ты посидишь со мной? Пожалуйста! С тобой мне ничего не страшно.
– Ну конечно, посижу. Закрой глаза и попытайся расслабиться. Тебе и нашему малютке нужен покой.
Женщина подчиняется. Откидывается на подушки и закрывает глаза.
– Как я хочу, чтобы он скорее появился! – шепчет она.
– Осталось совсем немного. Он будет высоким, красивым и статным, наш сын. Наследник целого мира.
– Или дочь… – сонно бормочет женщина.
– Или дочь, – соглашается мужчина. – Прекрасная и величественная, как та звезда, что встает за твоим окном. Она тихо напевает колыбельную, и все прочие звезды подпевают ей, а потом из хрустального озера выплывает большая, круглая луна и скользит всё выше и выше по бархату ночного неба. Всё выше и выше…
Посидев еще немного, он осторожно высвобождает свою кисть из пальцев спящей женщины, встает и еле слышно произносит:
– Спи, Этайн, спи. Очень скоро ты забудешь Коранна Мак-Сильвеста, а потом его забудут и все остальные…
Над равниной кружит ворон. Большая, иссиня-черная птица с широким размахом крыльев и сильным, острым клювом. Ворон голоден, но как нарочно ему уже давно не попадается ничего съестного. И всё-таки он не улетает прочь, ждет неизвестно чего.
Дождался.
Сначала слышится неясный гул. Потом вдали возникает облако пыли. Люди. Люди и лошади.
Ворон очень доволен, ведь там, где есть люди, для него всегда найдется чем подзакусить. Тем более в последнее время. Вот уже трижды птица славно лакомилась мясом, которое к тому же не нужно было ловить. Оно просто лежало и ждало, когда за ним явятся волки и вороны.
Звери войны.
Ворон никогда не понимал смысл человеческих поступков. Например, зачем эти странные двуногие создания, которые даже не умеют летать, убивают друг друга? Не за обладание самкой в брачную пору, не защищая свои владения от посягательств чужака, и даже – это возмущало ворона больше всего – не для того, чтобы съесть. Нет, они просто убивали и уходили, иногда забрав с собой голову убитого.
Размышляя над всем этим, ворон спускается пониже и принимается ждать. Солнце изрядно сползает к линии горизонта, и большинство людей, к разочарованию голодной птицы, садятся на лошадей и в повозки и скачут прочь. Впрочем, трое остаются, и ворон решает, что этого вполне достаточно. Как очень скоро выясняется, он не ошибся: двое из трех вскакивают на ноги и выхватывают длинные блестящие штуковины, при помощи которых люди обычно превращают друг друга в мясо. Два-три удара, и один из них падает. Ворон спускается на землю, скачет чуть поодаль.
