Я ему пожелал доброго пути, по-быстрому развернулся и помчался навстречу своему счастью. Перелески, поля и речушки мелькали справа и слева, свежий запах лугов, полей и рек врывался в открытое окно, и это прекрасно. Дорога, на удивление, приличного качества, укатанная до каменного состояния грунтовка со щебнем. Двигатель мягко урчит, изредка постукивают под колесами камешки, машина плавно раскачивается, как на волнах. Подумалось: "моей памяти…"[4] Где-то посвистывают птицы, светит солнце. Так бы ехал и ехал, ни о чем не думая.
Вообще, скажу вам по секрету, когда я купил свою первую машину, меня просто пёрло со страшной силой кататься по стране. Я каждый отпуск ездил вдоль и поперёк нашей необъятной родины, и это мне доставляло массу удовольствия. Об этом можно было бы написать отдельную книгу, за отпуск наматывал до пятнадцати тысяч километров, видел и поля, и степи и горы. Под финал этого угара доехал до Атлантического океана, посетив Париж, Вену и Будапешт, после чего меня малость попустило.
Все хорошо, но прелесть этих странствий портили женщины. Да, да, именно они, наша прекрасная половина человечества отравляла волшебство единения со свободой. Каждая моя жена, как только садилась в автомобиль, непременно считала, что она знает куда ехать, как рулить и где останавливаться. Никакие разумные доводы и правила дорожного движения в расчет не принимались. Если ты не остановился там, где мадаме захотелось — ты негодяй. Если ты остановился там, где посчитал нужным — это плохое место. Постоянный зудёж: "Почему мы стоим? Когда же мы, наконец, поедем?", "Когда мы остановимся? Я устала!", "Когда мы, наконец, доедем до этого твоего города?", "Я бы лучше полетела самолётом, зачем я вообще поехала с тобой". Знаем, зачем, злорадно тогда думал я. Потому что в твоих куриных мозгах засела мысль, неизвестно откуда взявшаяся, что за ближайшим поворотом я посажу в машину девку, и она мне будет отдаваться на заднем сиденье, в ближайшем перелеске, в мотеле, нужное подчеркнуть. Хотя всем известно, что подбирать красоток с обочины — это низкий стиль. В общем, скажу я вам, одно расстройство этими женщинами в дороге. Про таких святой старец Ефрем Сирин говорил, что "нет зверя, подобного жене лукавой, самое острое оружие диавольское". Тоже, видать, пострадал достаточно.
Но это всё лирика. Я проехал километров пять, но перекрёстка не нашел. Зато сразу въехал в деревню. На дорожном указателе было написано "Дмитриевка". Я вырулил примерно к геометрическому центру села и стал ждать аборигенов. Никого не было, хоть бы курица какая пробежала. Сонная, пыльная пустота. Я вылез из машины и подошёл к колодцу, хоть водицы испить студёной. Однако вскоре на свет божий вышла женщина. Я обрадовался:
— Здравствуйте. Вы не подскажете, как ваша деревня называется?
— И вам не хворать. Старопердеево называется наше село, — слово "село" женщина произнесла с каким-то непонятным мне вызовом.
Я шарил пальцем по карте, ища Старопердеево, которое на карте, там где Дмитриевка. Этого названия я не нашел. Но бабка добавила:
— Это мы на сходе переименовали, по древним временам. А при коммунистах! — голос ее набрал силу, и глаза засияли неугасимым желтым огнем, — наше село называлось Новокраснознамёнское.
Я срочно ищу на карте. Блин, нет нигде Ново-как-его-там.
— А Новокраснознамёнским, — бабка продолжала митинговать, — его назвали в 1985 годе, как Мишка Меченый во власть вошел. Но мы! Переименовали! А при советах, стало быть, село называлось Путь Ильича.
— А Дмитриевка? Как же указатель? — возмущенно спросил я.
— А это парни у Дмитриевки украли и нам поставили, фулюганы. Чтоб, значицца, дмитриевские себе много не думали.
Старуха закончила топонимический экзерсис и удалилась, гордо и с чувством выполненного долга. Я вздохнул. Наконец-то добился правды. Ещё раз смотрю на карту. Так вот… Ивантеевка, Пилюгино… Путей Ильича в области оказалось два. И оба в разных концах карты. Я застонал. Бабка исчезла в неизвестном направлении. Я плюнул и поехал на юг, полагаю, что где-то там должен быть областной центр.
Асфальт внезапно кончился, началась разбитая в хлам грунтовка. По краям дороги стоят вековые ели в обхват толщиной. Солнечный свет теряется в этих дебрях, и в таком полумраке пришлось включить фары. Я сбросил скорость до двадцати. Ещё через полчаса я тащился со скоростью пять километров в час, и понял, что так дальше не могу. Вышел из машины и сел на пенек старой вырубки. Закурил. И что до сих пор человечество не нашло способ путешествовать через телепорт? Я мысленно представлял себе, как мановением руки распахиваю портал в неведомое. Шагаю в него, а там дикари и невежество, а я весь в белом. Конечно же, короли и капуста, а где капуста — там и принцессы. Такие аппетитные принцессочки с сапфировыми глазами.
Тут, откуда не возьмись, возле меня оказался мужичок, метр с кепкой. Встал, смотрит на меня волком и молчит. Я от неожиданности ляпнул:
— Издрассти вам.
Старичок поздороваться не посчитал нужным.
— Что, заблукал?
— Угу. Заблудился. В ваших дебрях просто немудрено заблудится. Что это за Бермудский треугольник — куда не поедешь — всё не туда!
— Водка у тебя есть? — как-то решительно дед перешел к делу.
— Есть. Налить что ли? — я уже подумывал, что ну его нахрен этот областной центр, накатить стакан и забыться. Я достал из сумки поллитру, хотел было найти стопарики, но дедушка выхватил у меня бутылку. Ловким движением свинтил ей голову и вылил всю водку себе в пасть. Я ошалел от такой простоты нравов.
— Очышшенная, — удовлетворённо рыгнул дед, — дай что-нить занюхать.
Я достал полбуханки хлеба, дед тут же смолотил всю, и даже не поперхнулся.
— Измельчал народ, — внезапно подобрел дедушка, — хлеб разучились печь. Не то, что давеча.
— А что, давеча, небось, и валенки теплее были, и водка крепче?
— Нет. Валенки те же, водка тоже хороша, а вот с хлебом незадача, — и безо всякого перехода объявил, — деньгу давай! Всё ездють тут без понятия, стариков не уважають!
Уважение к старикам и деньги я как-то сразу связать воедино не смог, но вытащил из кармана горсть мелочи. Дед попробовал пятирублёвку на зуб.
— Не умеют нонеча деньгу делать, не то что давеча, — опять смутно произнес он. — Ну лан. Тебе куда надо-то? В губернию? Ты ко мне с уважением, так и я подсоблю. Езжай.
И сказал это с такими интонациями, как будто разрешил.
— Как вас величать-то? — опомнился я.
Вымогатель, чиста рэкетир с большой дороги. В этих глухих Муромских лесах, говорят, водились Соловей Разбойник с Ильёй Муромцем и я, случись с ними встреча, вряд ли отличил бы одного от другого. Проехал ещё метров двадцать и сквозь просеку увидел трассу со скользящими по ней машинами. Через пять минут просёлок превратился в ровный асфальт, а ещё через двадцать я въезжал в областной центр.
