— Ложись! — на бегу хрипло крикнула она.
Но было поздно: справа практически одновременно грохнули два выстрела. Двое взбежали на вершину Холма. Кровавое пятно раскрылось у Алейны на груди, второе на плече, губы ее задрожали, молитва угасла, и девушка рухнула в траву… Первый стрелявший бросил ручной огнестрел на траву, тренированным движением снял с пояса огненную смерть и, крутнув, швырнул ее в Анну.
Он не знал, что делает.
Она точно так же крутнула огненную смерть и метнула в ответ — а вместо того, чтобы увернуться от вражеской, встретила ее сдвоенным блоком своих перчаток. Пузырь лопнул, огонь расплескался вокруг — но весь втек, впитался в латные перчатки Анны, а брызги обтекали ее лицо, не причиняя вреда, и впитывались в кожу, волосы, озаряя черноволосую воительницу алыми всполохами — и стекаясь к ее рукам, в перчатки, в узорах которых снова замерцал угасший было огонь.
Второй церштурунг стоял за первым и быстро перезаряжал огнестрел. Он не ожидал огненную смерть со стороны противника, и потому лишь завизжал с искаженным лицом, когда осознал, что обречен — пузырь взорвался о его лицо, и жидкий огонь заглотил его.
Первый уже выхватил меч и шестопер, прикрывая друга, но против воли обернулся, руки его дрогнули, и когда он развернулся обратно, встречая Анну во всеоружии, на его лице была написана такая смесь ненависти, что девушка внезапно злобно ощерилась.
— Спасибо, — шепнула одними губами, зная, он поймет.
Объятый огнем солдат кричал, катаясь по склону, у его друга от злобы тряслись губы и по подбородку текла слюна, а выкаченные глаза, казалось, сейчас лопнут. Его меч свистнул чуть ли не в двух ладонях от ее лица — так торопливо он нанес удар, так сильно хотел причинить ей боль. Анна хищно крутнулась на месте, уходя от следующей атаки шестопером, подсекла его ноги, однако он перекатился, увернулся от удара ее окованного сапога, только брызнули в стороны комья земли. Вскочил, но Анна была быстрее и врезала ногой ему в живот, воин согнулся, резанул мечом Анне по голени, еще одна рана, еще одна боль — внутри нее все скрутило судорогой, руки тряслись, ноги слабели, сколько еще держаться, сколько еще… Зашипев, она снова ударила его ногой, попала в бедро, он отлетел назад и упал, вскочил… Кровь застилала ей лицо, но девушка увидела, как внезапно за спиной врага воздвиглась монолитная фигура в полном тяжелом доспехе.
Дмитриус! Наконец-то!
Солдат развернулся на одном инстинкте, врезал оба удара в стального воина, но они не оставили даже порядочной вмятины на бронированном теле. Ответный удар молотом-кулаком размозжил его череп, как тыкву с рыхлым нутром. Стальной воин бил медленно, но с нечеловеческой силой.
Объятый огнем прекратил кричать, его тело мятой грудой чернело ниже по склону, но продолжало пылать и дымить черным дымом. Зашипел и грохнул его собственный пузырь, жидкое пламя наконец-то проело закаленный алхимической пропиткой внешний слой и пузырь взорвался — мертвый лежал в погребальном костре из двух жадно пылающих луж.
Упав на траву рядом с Алейной, черноволосая смотрела на страшную рану у нее справа под грудью. Ребра не спасли от пули, пробившей легкое. Девчонке оставалось жить минут десять… надо успеть не просто победить треклятых панцеров, но и каким-то чудом спасти ее.
Дмитриус возвышался над ними, закрывая бронированным телом. Анна встала, опираясь на его руку, уже с трудом держась на ногах и озиралась, не видя больше противников. На той стороне за вершиной шел бой, шестой и седьмой канзорцы бились с кем-то из Лисов. Но девушка была уверена, что трое пробудившихся и очень злых Лисов без труда справятся с оставшимися церштурунгами.
Неужели она продержалась?.. Неужели справилась?..
— Вали снайпера! — прохрипела Анна.
Дмитриус зачем-то вскинул руку вверх, к ее лицу.
Снайпер метил черноволосой в голову, пуля врезалась в стальную руку, оставив вмятину, но не пробив полный двойной доспех. Только сила удара качнула латного воина, он слегка пошатнулся и заехал Анне по губам. Она с болью рассмеялась… содрогаясь от слабости и от бьющегося в венах адреналина.
Стальная голова заскрипела, медленным, нечеловеческим образом развернулась полностью назад, немое забрало смотрело на герртруда. Воин с лязгом двинулся на него. Солдат застыл, глядя на магическую тварь, которую не берут пули, затем вскочил и резво помчался вниз. Умный панцер.
Секунду Анне казалось, что все позади.
Но ее первый враг, с моргенштерном, пришел в себя. Только теперь Анна различила по маленькой нашивке на плече, что это старшина. Лицо его было разбито рухнувшим сверху сдвоенным ударом латных перчаток, одна рука ранена осколком меча, он сплюнул зубное крошево с кровью, утерся, выдрал осколок из мышцы, протяжно зашипев, и пошел на девушку, сжимая шипастую палицу здоровой рукой. Черноволосая ждала его, руки тряслись, губы тряслись, все внутри просило бежать, но сзади с трудом дышала Алейна, цепляясь за жизнь.
Удар, уворот, снова удар, шипы вошли в правую руку, не осталось сил даже кричать от боли, Анна врезала ему в колено, палица отлетела в сторону. Оба упали; не вставая, церштурунгер схватил ее за плечо одной рукой, второй потянувшись за ножом. Решил, что лежачую израненную девку он сможет прирезать, как свинью. Она вдохнула, не сопротивляясь схватившей руке. Транс почти сошел на нет. Выждала полсекунды, и когда канзорец нанес короткий удар ножом ей в шею, катнулась к нему. Нож вошел в землю, Анна вдавилась в солдата вплотную, как в любовника, заглянула в его серые глаза, в которых бесновалась ненависть, и плюнула кровью ему в лицо. Он с проклятием начал вставать, махнул рукой, она поймала кулак и вывернула его, залезла на канзорца, повалила его на спину и нанесла один за другим два точных удара латным кулаком ему в лицо. Обычно это было концом боя, но он очень хотел жить. Когда он успел найти в траве окровавленный моргенштерн, девушка не знала; неловкий, но сильный удар пришелся ей в щеку, шипы проткнули ее и воткнулись в язык, челюсть сместилась, несколько боковых зубов сломались и вмялись в десну. Черноволосая плачуще замычала, повалилась на бок и замерла, держась за щеку рукой. Все ее силы кончились.
Канзорец с трудом поднялся, качаясь, черноволосая смотрела на него с земли сквозь кровь и застилающий глаза туман. Как глупо, подумала Анна. У меня же есть огонь в руках. Почему я не выпустила огонь. Он израненный, не обязательно в лицо. Выжечь руку и спину, когда схватила… Сейчас валялся бы на земле и скулил он, а не я… Глупо…
Но я победила. Я остановила их. Лисы будут жить.
Он вскинул руку, чтобы ударить.
