…Когда в селении Югу на берегу Джингарианского моря наступил рассвет, Вангу стащил на воду свое маленькое суденышко и развернул косые паруса, чтобы поймать свежий утренний бриз, дующий с берега; у него было предчувствие, что улов в этот день, самый длинный в году, будет стоить того, чтобы отправиться с ним на главный базар великого портового города Джанйонга.
Он добрался до залива, омывающего западную часть Шабинга, крошечного скалистого островка, что возвышался над водой, как часовой, охраняющий вход в бездонную пучину. Пока лодку нес вперед попутный бриз, рыбак готовил многожильную шелковую бечеву; пожалуй, эта новая снасть окажется достаточно прочной, чтобы устоять под рывками даже самой крупной рыбы; и того, что произошло на прошлой рыбалке, когда его снасть разорвал какой–то неизвестный морской обитатель, на этот раз не случится.
…В юрте Тейджи шли уже последние приготовления. Крики и стоны роженицы становились все громче, хотя воды еще не отошли; а солнце между тем все выше и выше взбиралось по небосводу, и чем светлее становилось вокруг, тем более жарким становился этот долгий день. Юную Шакун снова послали к холодному ручью, чтобы вновь наполнить бурдюк свежей водой, и она пошла, стараясь держаться подальше от мужчин, сидевших вокруг главного костра и занятых возлияниями, дабы избежать их двусмысленных взглядов и похотливых замечаний.
…Вангу расправил свою новую снасть, выбрав самый большой крючок, имевшийся в его рыбацком арсенале, и насадил на острие сетчатый мешок с рыбьими потрохами. Он произнес короткую молитву, обращенную к богу морей, и, опустив цепь с крюком и приманкой за борт, стал понемногу разматывать прочную шелковую бечеву. Наживка скрылась под водой. Чуть позади того места, где сейчас находился Вангу, из моря под углом к поверхности выпирал один из утесов островка Шабинг; при взгляде на скалу в голову невольно приходила мысль о том, что этому утесу известно все, что происходит в водной пучине, — настолько строгим и непроницаемым казался этот каменный часовой моря.
…Ближе к полудню у Тейджи наконец отошли воды. Шакун, накладывая на лоб Тейджи холодное влажное полотенце, с изумлением смотрела на слегка розоватую жидкость, изливающуюся изнутри. Повивальные бабки велели Шакун заменить мат в углублении, на который положат ребенка, а испачканный отнести к костру и сжечь. Когда тоненькая девочка метнула влажный мат в вихрящееся пламя, мужчины, сидящие вокруг костра, разом издали громкий крик радости — это значило, что Тейджи вот–вот разродится. Огонь охватил солому, но Шакун не стала дожидаться, пока мат сгорит, а поспешила прочь от костра, поскольку несколько мужчин, пьяно улыбаясь, уже уставились на нее сальными глазами. Она вошла в родильную палатку как раз в тот момент, когда старая Тал просунула руку промеж ног Тейджи, проверяя величину просвета. Вынув руку, старуха нахмурилась и, посмотрев на остальных повитух, покачала головой:
— Даже и на палец не расширилась.
Шакун почувствовала в груди холодный укол страха, поскольку то, что сказала старуха, было плохим известием — так по крайней мере она считала. А Тейджи, заходясь в крике, не слышала этих слов, а продолжала стонать и вопить все громче и громче.
…Тццц! — бечевка зашуршала — кто–то из подводных обитателей польстился на наживку и заглотил крючок,— а затем стала быстро разматываться.
— Ага! — радостно закричал Вангу. — Ну теперь–то ты попалась! — Он потянулся к бечевке, ухватился за нее и вскрикнул от боли — тонкая бечева обожгла ладони, разматываясь с бешеной скоростью. Перегнувшись за борт, он окунул руки в соленую воду Джингарианского моря; боль стала острее, но затем успокоилась.
Склонившись над водой, рыбак смотрел, как леска пропадает в глубине, а затем — танг! — раздался резкий звук, похожий на сухой, упругий щелчок, — это узел, которым бечева была закреплена на кормовом шпангоуте, воспринял нагрузку, но выдержал. А затем существо, заглотившее наживку, принялось таскать лодку из стороны в сторону по поверхности моря; вода вокруг суденышка кипела, пенилась и перехлестывала через борт.
Глаза Вангу расширились от ужаса.
— Что я поймал? — закричал он, обращаясь к морю. — Или что поймало меня?
…Солнце поднималось все выше и выше, перевалило через зенит и покатилось на запад — самый длинный день начал медленно угасать. А в родильной палатке несчастная Шакун закрыла глаза и зажала руками уши, чтобы не видеть и не слышать страданий Тейджи, однако это было бесполезно.
Повитухи с тревогой посмотрели друг на друга: молодой жене предстояли сухие роды, и никакого изменения в ее состоянии не наблюдалось — ребенок не спешил выйти на свет.
Они в очередной раз посадили Тейджи на родильный табурет, и старуха Тал, приникнув ухом к ее животу, стала слушать, несмотря на пронзительные крики, издаваемые несчастной роженицей. Она приложила к животу руки и, слегка надавив на ту область, где находился плод, стала совершать осторожные подталкивающие движения; несчастная Тейджи кричала все громче.
Старуха повернулась к остальным:
— Ребенок жив и находится в правильном положении… Он не пытается выбраться наружу задом вперед.
После этого Тал приготовила еще порцию сока желтого мака, чтобы приглушить тяжелую боль, терзающую Тейджи, хотя последняя порция помогла очень мало, если вообще хоть как–то облегчила страдания несчастной.
…Лодка металась по поверхности моря кормой вперед; вода перехлестывала через борт. Вангу лихорадочно вычерпывал ее, отчаянно пытаясь не дать лодке перевернуться и потонуть. И как только он подумал о том, что придется, как и в прошлый раз, перерезать новую дорогую снасть и этим спасти лодку… существо, заглотившее наживку, остановилось.
Возможно, оно уже мертвое.
Рыбак продолжал вычерпывать воду.
Не будь дураком, Вангу. Это всего лишь краткая пауза, и твою лодку скоро вновь понесет по морю… Аййй! А что, если это проделки злых духов?
Он как безумный работал руками, вычерпывая воду.
Вдруг лодку сотряс сильнейший удар, который сбил Вангу с ног. Он долго не мог подняться, а когда встал наконец на ноги, то увидел по правому борту громадную серую тушу, почти сразу скрывшуюся под водой.
— Аййй! — простонал Вангу. — Это же шайю.
И снова лодку понесло кормой вперед по водам Джингарианского моря. И тут Вангу достал нож. «Какая разница, сколько она стоит. Если чудовище, которое я только что видел, решит нырнуть в морскую бездну, оно утащит мою лодку за собой. Лучше уж я разрежу бечевку».
