— Эй! — окликнул её Никто, выйдя из-за столба и неуверенно зашагав ей навстречу, — что ты здесь делаешь? Нельзя здесь сидеть, пойдём!
Два потерянных мутных голубых глаза рассеянно заметались, пытаясь найти его.
— Отвали от меня! — огрызнулась она своим дребезжащим голосом, которому алкоголь явно не добавил нежности. — Не твоё вообще дело! Не трогай! — она отмахнулась, когда Никто попытался поднять её.
Мужчина наклонился к ней поближе. Запах духов, смешанный с потом и смрадом алкоголя. Ногу пронзило искромётной болью, надо было взять с собой трость.
— Эхо, пойдём отсюда, — позвал он снова, — холодно.
Она взглянула ему в глаза.
— Ты меня знаешь? Мы что, трахались?
— Нет. Ты не помнишь меня? — На самом деле Никто был не удивлён услышать это.
— Нет! Чего тебе надо тогда? — прогнусавила Эхо.
— Ты далеко живёшь? Эхо! — она, кажется, не слышала его, никак не отреагировав на вопрос. — Что произошло?
— Хочешь расскажу, что произошло?! — зашлась она криком, — Этот пидор не заплатил мне! Вот так! Я пыталась отнять у него деньги, и он избил меня! Что, идиот, мне делать? Я работать не смогу ещё неделю теперь.
— Я дам денег, сколько нужно, — сразу же вставил Никто. — Где ты живёшь?
— Ты кто вообще? — спросила она, уставившись на него, — Тебе чего нужно от меня?
— Хочу отвести тебя домой и убедиться, что всё в порядке.
— Да ладно! — отмахнулась она снова. — Вы все одинаковые! Тоже хочешь меня трахнуть?
— Да, но не сейчас. — Он начинал злиться. — Не пока ты в таком состоянии. Пожалуйста, пойдём.
Она, наконец, поддалась, вложив свою руку в его. Вот только помочь ей встать оказалось сложнее, чем он себе представлял. Сломанный каблук вкупе с его больной ногой и критическим отсутствием трости не нёс ничего хорошего. Пришлось почти тащить Эхо, забросив её руку себе за плечо. Нога застонала от этого решения.
— Твою мать! Это мои единственные сапоги, — отметила она, покачиваясь из стороны в сторону, проваливаясь на левую ногу, на которой не доставало каблука, но не выпуская наполовину початой бутылки из руки.
— Не страшно. Что-нибудь придумаем…
— Хочешь? — прервала она его, подставив бутылку прямо под нос.
— Нет.
— Да ладно! Давай, пей уже!
Никто с сомнением взглянул на мутную жидкость. Да хрен с ним, — подумал он, взял ципуро и опрокинул в себя. Сделал два больших глотка, заставивших его зажмуриться, затем утёр губы рукавом, стараясь подавить отвращение.
— Лучше? — проскрипел её голос со сдавленным придыханием.
— Ненамного. — Признался Никто, возвращая ей ципуро.
— Вот и я о том же! — простонала Эхо обречённо.
— Ты не сказала, где живёшь.
— А-а… — протянула она. — Недалеко, я дойду сама, ты только отпусти. — Она попыталась вырваться, но Никто удержал её на месте.
— Нет, сама ты точно не дойдёшь. Где ты живёшь?
— Дом девяносто семь по спирали Прозы.
Это было минутах в пяти по спирали, тянущейся от вокзальной площади. Дома в Сцилле вообще часто образовывали собой спирали и окружности. Город делился на четыре главных района — Край, Сердцевина, Шумы и Истома. Спираль Прозы была ближе всех от вокзала, но район вовсе не считался престижным. Вокзалы тянули к себе в первую очередь всю чернь. Дома там не отапливались котельной, только за счёт каминов и печей. Цены же на уголь заметно подскочили в последнее время. Горячей воды тоже не было.
— Хорошо. Это недалеко. — Согласился Никто. — Тебе есть чем топить?
— Что? — переспросила Эхо. Из-за ципуро слово прозвучало, как разномастная клякса.
— Дрова? Уголь? — спросил он.
— А-а… нет, только мебель.
— Отлично. — Оценил Никто не без сарказма.
— Тебе что-то не нравится, что ли? — взвилась Эхо.
— Ладно… я разберусь.
— Ты кто вообще? — вдруг снова опомнилась девушка.
— Никто.
Она как-то странно насупилась после этого ответа, затем с задумчивым видом сделала большой глоток из бутылки и замолкла на какое-то время.
— Курить есть у тебя? — спросила она, когда они свернули на спираль Прозы.
Никто рассеяно сунул руку в карман и выудил портсигар.
— Последняя, — произнёс он. Последнюю сигарету, как и последнюю пулю, берегли для себя. Он не был уверен, откуда взялся такой закон, но он существовал.
Эхо покосилась на него недоверчиво.
— Покурим? — предложила она.
Ещё одно правило курильщиков. Последнюю сигарету нельзя отдавать, зато можно разделить.
Никто поджёг кончик и сделал глубокую затяжку. Дым заскользил в лёгкие, сладко обволакивая их серым ядом. Он передал сигарету Эхо, та тоже затянулась, сосредоточив свои бездонные глаза на маленьком алом огоньке. Её рука дрожала, так что фильтр к губам она подносила медленно и придерживала снизу большим пальцем, чтобы случайно не выронить.
— Что уставился? — огрызнулась она, поймав его взгляд.
— Ничего.
Она с недовольным видом протянула ему сигарету.
— Оставь, — отмахнулся Никто.
— Нет уж! — настояла Эхо. — Кури.
Прозвучало как приказ. Так они и обменивались «карелией», прежде чем Эхо, в последний раз приложив к губам крошечный кончик обугленного фильтра, не метнула его в сугроб.
Сугроб — гроб для сгоревших.
— Первый этаж, — проговорила она в следующий раз, лишь когда они дошли до дома. — Всё, отпусти, я дальше сама.
Никто не смог отвести глаз, когда она влезла рукой в вырез декольте и извлекла оттуда ключ. Он позволил ей самостоятельно попасть в замочную скважину и ввалиться внутрь квартиры.
Не говоря ничего девушке, он закрыл за ней дверь, забрал ключ и поспешил в ближайшую лавку, где торговали углём, прямо на повороте в последний изгиб спирали. Там Никто купил мешок угля, вязанку дров и пачку «Карелии», подумав ещё недолго, зашёл в магазин и взял консервные банки с готовым супом, бекон и яйца. На всё это у него ушло 347 талантов, половина той суммы, что он носил с собой, а он привык всегда иметь на руках все свои деньги, за исключением тех случаев, когда отправлялся на Край. Ладно, всё равно надо будет скоро показаться в офисе.
Вернулся к Эхо он спустя минут двадцать. Открыл дверь, вошёл внутрь её дома. Девушка, кажется, сумела добраться до кровати. Во всяком случае, в коридоре он нашёл только рыжую горжетку.
— Гелиос! — раздался вдруг крик Эхо из ближайшей комнаты. — А ну вернись!
С остервенелым лаем в коридор выбежало (или выкатилось) чёрно-белое лохматое чудовище ростом вдвое ниже колена мужчины. Зверь домчался до Никого, с явным намерением напасть, но в последний момент остановился на месте, оскалив белые зубы, ощетинился и замер напротив мужчины.
— Чучело, назад, — окликнула его Эхо снова, выйдя в коридор. Она не успела переодеться, только сняла с себя сапоги и теперь стояла в чулках, соблазнительно обтягивающих её длинные изящные ноги. По колену поехала стрелка. — К ноге! Живо!
Пёс ещё удостоил Никого предостерегающим рыком, затем развернулся и засеменил к хозяйке. Только теперь мужчина заметил, что у собаки не хватало задней лапы, хотя этот изъян почти не мешал ему скакать, пусть порой и неуклюже заваливаясь на бок.
— Ты нахрена вернулся? — спросила Эхо, потрепав пса по холке, приглаживая ощетинившуюся шерсть.
— Я принёс уголь для топки, — сказал Никто. — И поесть.
— Пф! — отозвалась женщина пренебрежительно. — Тоже мне дело!
— Мне кажется, тебе нужна помощь, — сказал Никто. — Можно я войду?
Эхо смерила его недовольным взглядом. Левый глаз сильно опух, под ним назревал знатный синяк. Девушка покачнулась, оступившись, запутавшись в ногах, но в последний момент успела ухватиться за дверной косяк. Она больше не плакала, но обида в глазах сменилась гневом, вызовом. Даже в таком состоянии, будучи на взводе, растрёпанной, в грязной одежде, она была желанной, Никто лишь сейчас отдал себе отчёт в том, насколько сильно она его привлекала.
— Делай, что хочешь, хрен с тобой, — заключила Эхо, вернувшись в дальнюю комнату и уведя за собой трехлапого пса, который ещё раз обернулся на человека, подозрительно блеснув чёрными глазами.
