Но почему-то нигде не упоминалось о бегстве из Ферьеусета двадцать пять лет назад. Очевидно, этот дневник относился к более раннему времени.
Значит, место было связано с суевериями намного раньше, в точности как сказал Ливор. Но вот как-то раз чаша терпения переполнилась, и люди покинули Ферьеусет навсегда.
Только паромщик все продолжал свои вечные рейсы туда и обратно, не замечая, что люди сбежали.
Сандер медленно спускался по лестнице с весьма потрепанной амбарной книгой в руке. Уже по пути вниз он услышал укоризненный голос Свега:
— Этот окаянный хвастунишка, что он о себе воображает? Вы знаете, как он похвалялся перед одним из своих коллег как-то раз? Да, я слышал каждое слово. «Погодите, вот я стану министром юстиции, — сказал Ульсен. — Вот тогда Свег получит за все свои презрительные словечки. Он уйдет в отставку с волчьим билетом, и это будет мое первое официальное распоряжение!» Министр юстиции, как же! Самое ужасное в том, что он настолько глуп, что сможет им стать! Ага, а вот и Сандер, ну, что ты нашел?
Сандер рассказал им о самом главном в амбарной книге, которую Свег немедленно конфисковал, состроив недовольную гримасу. Здесь внизу, при дневном свете, книга выглядела действительно довольно неопрятно.
Остальные проявили более-менее вежливый интерес к рассказу Сандера о ее содержании. Аделе была хмурой, а Ливор заинтересовался.
Бенедикте усмехнулась.
— Если бы это не было столь немыслимо, я бы сказала, что это мой прародитель Тенгель Злой побывал здесь как-то раз много сотен лет назад.
Это заставило Сандера слегка улыбнуться. От своего отца он немного знал историю рода Людей Льда.
Наконец, все решили идти искать пропавшего Ульсена.
— Сандер, не объяснишь ли ты подробнее, что ты имеешь в виду, когда называешь это озеро Нертхюс? — сказала Бенедикте. — Кто такой Нертхюс?
Ливор остановился на пороге, держась рукой за дверную ручку. Все посмотрели на Сандера.
— Нет, это не совсем приятно, — беспокойно сказал он. — Нертхюс — это богиня плодородия в германской мифологии — предшественница нашего Ньерда во времена викингов, так считают многие ученые. Она обитала на острове посреди воды, и у нее была повозка, на которой она объезжала свои владения и благословляла те места, которым оказывала честь своим посещением…
— Каким образом она добиралась до суши? — лаконично спросил Свег. — Она что, летала со своим экипажем и всем остальным?
— Я не знаю, — улыбнулся Сандер. — Но на острове росла вечнозеленая роща, и там находилась ее повозка, скрытая под покрывалом. Это покрывало мог трогать только ее верховный жрец. Он мог предчувствовать, когда Нертхюс окажется возле своей повозки в потайном месте и почтительно сопровождал ее на протяжении всего пути. Повозка была запряжена коровами…
— Как прозаично, — заметил Свег.
Сандер улыбнулся, сохраняя серьезность в глазах.
— С собой она несла не только добро, но и зло. В тех местах, где она появлялась, люди складывали все оружие наземь, все железное запиралось на замки и засовы, а жители праздновали ее посещение на протяжении нескольких радостных дней. Возможно, с довольно дикими ритуалами плодородия, но об этом мы знаем мало.
— Более? — поинтересовался Свег.
— Да, — кивнул Сандер. — И вот, когда богиня получала достаточно много даров от людей, жрец доставлял ее обратно на священный остров. Там повозка, покрывало и сама богиня должны были быть омыты в озере рабами, которых затем сразу же топили в воде. Я думаю, приносили в жертву.
— Как мерзко, — прошептала Аделе.
— Э-э-э-э… — протянул Свег. — Она была современницей этих… э-э-э-э… брактеатов?
— Если принять во внимание, что верования медленно добирались с континента в Норвегию, они были здесь одновременно, — ответил Сандер. — Во времена Меровингов.
— Сдается мне, что дело начинает запутываться, — хмуро сказал Свег. — Время Меровингов — примерно с 600 по 800 годы после Рождества Христова, так ты сказал?
— Точно.
— А теперь эта история с тем злобным человеком, который совершил что-то несправедливое с таким же злобным паромщиком. «Много сотен лет назад». Теперь вот что: двадцать пять лет назад здесь что-то произошло. Да, да, я не говорю уже об этих промежуточных историях с привидениями…
— А мне кажется, что мы должны обратить на них внимание, — серьезно сказал Сандер. — Все вместе совпадает, я не понимаю только, каким образом.
— Пусть будет так, но во всяком случае паромщик появился опять, и это произошло двадцать пять лет назад. К тому же какой-то вид жертвоприношения. Или что?
Он говорил достаточно агрессивно. Сандер ответил лишь коротким «Да».
— Хорошо, выйдем наружу, ради Бога, — смягчил свой тон Свег.
Посреди этого ветреного утра они начали кричать, разыскивая Ульсена. Их голоса носились над деревней, как листва на ветру.
Сандер повернулся к Ливору.
— Ты не рассказывал о жутком призраке, у которого уцелела только одна половина лица.
— Раньше я эту историю никогда не слышал, — с улыбкой отвечал молодой крестьянин. — Она, должно быть, старая и до моих времен не дошла. Но я слышал об этой убитой женщине, которая разрушила свой двор. Только забыл рассказать вчера.
— Это произошло в большом доме? Где мы остановились?
— Нет, нет, это в разрушенном доме, там вдали на холме.
— А «посвященные люди»?
— Я никогда не слышал о них. Старая сказка, возможно. Слишком старая для меня.
— Невероятно, как такая маленькая деревня может собрать вокруг себя столько суеверных разговоров, — сказал Свег.
Сами не сознавая этого, они шли почти той же самой дорогой, что и Ульсен этим утром. И подошли к церкви.
Бенедикте замедлила шаг. Ее глаза приняли испуганное выражение.
Сандер слышал об избранных в роду Людей Льда и их трудностях при входе в церковь. Но казалось, что Бенедикте кроме этого беспокоит что-то другое.
— Что с тобой? — тихо спросил Сандер.
— Я не знаю. Я… мне лучше остаться здесь, — сказала она неуверенно.
— Как хочешь. Мне трудно представить себе Ульсена, увлеченного молитвой в церкви, поэтому мы только на минутку заглянем внутрь. И сразу же назад.
— Изящная работа, — сказала Аделе, разглядывая церковь. Свег был невосприимчив к эстетическим тонкостям, он вошел прямо внутрь. Остальные, не считая Бенедикте, последовали за ним.
Они остановились немного нерешительно в дверном проеме, их охватило обычное чувство уважения к религии.
Это была совершенно обыкновенная деревенская церковь, разумеется, без скамеек, но с настоящим алтарем и единственной иконой, большую часть которой занимало изображение распятого Христа. Ничего неожиданного, на первый взгляд.
