– Дабы ты не сомневался, что я хорошо обойдусь с твоим человеком, – сказал Ларс. Было видно, что молчание Хрольфа начинает выводить правителя Уппланда из себя: – Говорю при всех и можешь это передать Стейну Кнутневу, что я буду отдавать ему пятнадцатую долю всей добычи.
Лица людей за столом вытянулись, точно они услышали о том, что Рагнарек произойдет еще до конца этого лета. Десятую часть добычи ярл подносил конунгу, три десятых брал себе, остальное доставалось дружине. Пятнадцатая доля добычи – это же двенадцатая часть оттого, что раньше получала вся Ларсова русь! Это означало, что Ларс будет посылать конунгу всего в полтора раза больше серебра, чем отдавать Кнутневу!? Ни один воин не стоил таких денег. Даже Большому Руну причиталась всего лишь в три раз больше, чем берсерку, а берсерки обычно брали из добычи в три раза больше, чем простой гребец. Но поскольку Уппландский ярл редко ходил в походы меньше, чем на трех драккарах, то выходило, что Каменный Кулак был почти в пять раза дороже Ларсу, чем поверженный им человек-гора.
Пока сотрапезники молча загибали пальцы, прикидывая насколько велик Ларсов посул, Хрольф ел глазами Волькшу. Не было сомнения в том, что венед понял каждое слово ярла, но в его лице шеппарь не находил даже крошечной тени радости, гордости или алчности. Можно было подумать, что все сказанное никоим образом его не касалось. Конечно, он не имел понятия о том, как у викингов принято делить добычу, но было достаточно посмотреть на сродников Ларса, чтобы догадаться, сколь велико желание Уппландского правителя заполучить к себе Каменного Кулака.
– Ларс… – закончив загибать пальцы, прогундосил один из сродников ярла.
– Заткнись! – рявкнул на него хозяин дома: – Такие труворы родятся в пять колен один раз. И я не хочу, чтобы Кнутнев достался конунгу. Понял!
– А ты, Хрольф, – оборотил ярл гневное лицо к шеппарю: – Кончай волокиту! Называй свою мзду и покончим с этим.
Племянник Эрланда продолжал молчать, пережевывая непрожаренное мясо. «Не хочу, чтобы Кнутнев достался конунгу!» Вот, оказывается, как высоко может взлететь венедский парнишка.
– Так тебе мало бонда и семисот крон! – прорычал Ларс.
– Бонда и ПЯТИСОТ крон мне достаточно, – холодно поправил его Хрольф.
– Ты думаешь, Кнутнев не согласится на пятнадцатую долю добычи? – ярл прищурил глаз, слова шеппаря были очень похожи на согласие, но таковым пока не являлись. Что-то еще не устраивало хитрого сына бондэ.
– Спроси это у него сам, – с вызовом ответил сын Снорри.
– Ты смеешь издеваться? – взвился синеус Ларс: – Как я спрошу у него, когда ты его не изволил привезти?!
– Я привез его, – ответил Хрольф и в очередной раз посмотрел на Волкана. Лицо Годиновича потемнело, а когда глаза венеда и свея встретились, точно целый жбан холодной морской воды окатил шеппаря с головы до ног.
– Где же он? – спросил ярл, заподозрив, что племянник Эрланда мог оставить ратаря сторожить лодку.
Хрольф отхлебнул эля, чтобы сглотнуть сухой комок в горле, и выдавил:
– Здесь.
Настала очередь Ларса хлопать глазами. За свою долгую жизнь, из сорока лет которой, он провел в походах не меньше тридцати, ярл научился видеть людей насквозь. За это время плечом к плечу с ним бились лучшие форинги[129] и хольды. Единожды взглянув на ратаря, ярл всегда мог сказать кто перед ним: обычный воин или трувор. С недавних пор ему даже не надо было видеть бойца, достаточно было взглянуть на его поверженного врага. А нынче сын бондэ утверждал, что за обеденным столом все это время сидел Каменный Кулак, а ярл так и не сумел его распознать! Неужели он ошибся и рыжий верзила, явно не понимавший ни слова по-свейски, и был тем чудо-воином?
– Я его не вижу, – честно признался синеус Ларс: – Ты, похоже, смеешь издеваться надо мной?
– Нет, синеус Ларс, у меня и в мыслях такого не было, – ответил Хрольф.
– Так покажи мне его! – рявкнул ярл.
Шеппарь молча ткнул пальцев в Волкана.
– Что-о-о!? – руки правителя Уппланда затряслись от гнева: – Ты смеешь утверждать, что вот этот червяк… этот стручок… этот сопляк победил Большого Руна одним ударом?!
Хрольф, а вместе с ним и Ульрих закивали головами.
– Да вы что, держите меня за лопоухую сумь? Его же не то что Рун-Разрушитель мог двумя пальцами покалечить, но и любой из моих хольдов об колено переломит!
Шеппарь ждал, что Варг после этих слов взовьется и начнет защищать свою часть, но венед молча смотрел перед собой и думал о чем-то далеком от Дрергескапура.[130] Его унижали, обзывали чуть ли не безбородым, а он даже брови к переносью не свел.
– Ну что же ты, Варг? – в полголоса спросил Хрольф.
– Что я? – поднял голову Волькша: – Он прав: я не Каменный Кулак.
– Как это? – поразился шеппарь и противные мурашки побежали по его спине: – А разве не ты свалил Большого Руна одним ударом?
– Нет, – ответил Волкан.
– А кто?
– Мать Сыра Земля. Это она дает моему кулаку силу.
– Не понимаю, что ты такое говоришь, венед…
– Ты ответишь за свои слова! – кричал тем временем синеус Ларс: – Ты поплатишься! Если твой недомерок на кулаках не победит сейчас моего фолька, скотта Гронта, то вы забудете не только дорогу на Адельсён, но и вообще никогда больше не ступите на землю Свейланда! Будете вечно гнить в море или на вашей Бирке! Вы поняли меня?!
Хрольф мрачно кивнул. Его бонд на восточном побережье и пятьсот крон растаяли, улетучились как дым, как сладость от выпитого эля. Осталась только отрыжка и резь в глазах. Какая такая Мать Сыра Земля? Как она может давать силу этому венедскому заморышу?…
О скотте Гронте знали на всех островах Мэларена. Ларсовым фольком он лишь именовался. На самом же деле он жил почти как хольд. И все благодаря своему кулачному умению. Отправляясь ко двору конунга, Ларс всегда брал его с собой, и скотт потешал знать, отделывая кулаками любого смельчака. Уппландский наместник, не задумываясь, ставил на Гронта и всегда выигрывал серебро, невольников или даже земли. Конунг не раз выражал желание купить у ярла его кулачника, но тот неизменно находил способ отказать.
Едва только разнесся слух о поединке, гульбище и двор Ларсова дома заполнились любопытствующеми, как мережа плотвой. Давненько Гронт не махал кулаками на Адельсёне. Посмотреть на потеху сбежались даже окрестные бондэ.
Скотт оказался невысок, но плечист без меры, а узловатые его руки свисали почти до колен. На двор он вышел без рубахи и в скоттландской клетчатой юбке. Кучерявые рыжеватые волосы росли у него даже на костяшках пальцев, а на теле так и вовсе кустились без всякой меры. Словом, был он похож на какого-то улыбчивого мохнатого зверька, и в другое время Волькша непременно сообразил бы, кого из лесных жителей напоминает Гронт.
