… Один из последних осенних дней выдался неожиданно солнечным. Словно в преддверии долгих холодов Лей решил явить смертным малую часть из своих благих милостей. Ахивир сидел на том же бревне, что еще года три-четыре назад приволок в свой двор, и натачивал свои охотничьи ножи. На душе охотника было видимо неспокойно. Временами он опускал клинок и точило и, подняв взор к ясному небу, о чем-то задумывался. Однако, как бы ни были глубоки мысли, его взгляд все время притягивался к прекрасной романке, что была поодаль.
Скрестив ноги, романка сидела на уложенных друг на друга старых домашних шкурах и вычесывала новую – ту, что была заготовлена на продажу. Вычесывание было делом долгим и кропотливым. Этой части работы Ахивир не любил никогда. Романка почувствовала, поэтому взялась за шкуры сама. Нужно было признать – настойчивость и склонность к порядку были чертами, присущими ее народу наравне со стремлением властвовать и жестокостью. Девушка уже долгое время правильно и аккуратно проводила щеткой по шерсти, укладывая волосок к волоску. Работа, которая требовала усидчивости и терпения, ладилась у нее куда лучше и быстрее, чем у самого охотника. Лицо романки при этом было хмурым и сосредоточенным.
И еще - самым прекрасным на свете. Зеленые глаза юницы, что когда-то, вечность назад, пришла к дому Ахивира и вынужденно осталась в нем, никогда не излучали тепла или ласки. Ахивир знал, что романка оставалась равнодушной к нему и жила в его доме только потому, что ей некуда было больше идти. Но именно поэтому она могла принять и его предложение соединиться перед лицом Лея, дабы потом, вслед за ним уйти в вечность. Романка была одинокой. Он тоже был одинок. Они очень хорошо подходили друг к другу. Ахивир лишь не знал, как начать этот разговор. Он опасался, что раны, нанесенные де-принцем душе юной женщины, могли не успеть затянуться.
Словно сумев прочитать его мысли, романка бросила на Ахивира хмурый взгляд из-под свешивавшихся на лоб тугих черных завитков. Потом отвернулась, вновь склонившись над работой.
Охотник тоже отвернулся с досадой. Одним взглядом девушка сумела сказать ему больше, чем множеством слов. Ничего из того, о чем мечтал Ахивир, ей было не нужно.
Велл опустил голову и яростно заработал точилом. Романка продолжала вычесывать шерсть. Занятый работой и своими тягостными мыслями, Ахивир не сразу понял, почему вдруг до того сидевшая спокойно девушка вскочила на ноги. Когда он догадался посмотреть на едва заметную тропу, что вела от его дома к поселению, романки рядом с ним уже не было. Мгновением спустя хлопнула дверь.
Ахивир нехотя поднялся и прошествовал к изгороди. По тропе от поселения шли трое - двое мужчин и женщина. Он их знал - это были дети старосты Фидаха. Все трое были уважаемыми людьми, при семьях и многочисленном потомстве. О цели их прихода он догадывался тоже. Обычно ни с чем иным, кроме прошений, к нему не ходили.
Троица просителей остановилась, не доходя до изгороди. Лица у них были нарочито равнодушными. Ахивир знал, что им так же нравилось просить, как и ему – исполнять их просьбы.
- Милостью Лея, доброе утро, - все же поприветствовал он, несмотря на то, что солнце уже подводило мир к полудню.
- Здравия и удачи, мэтр Дубовик, - старший из трех, земледелец Уэрб, отвесил почтительный поклон. – Мы, это…
- Во имя Светлого, говори потише, - Ахивир покосился на прикрытую дверь в собственное жилище и неслышно вздохнул. – Ну, что там у вас опять приключилось?
- Ну так, как же… - красноречие старшего на этом поиссякло. Но его младший брат пришел на выручку, и вполне понятно закончил мысль.
- Зернянку мы посеяли, мэтр Дубовик, - он мотнул головой в сторону черневших полей. – Раннюю совсем. Но, ты сам видал небось, вчера и третьего дня на поле наших. Поля-то, почитай, от твоего дома – рукой подать.
- Ну, - хмурясь, подогнал Ахивир. Он еще раз оглянулся на свой дом, но романка не показывалась. – Посеяли, и что?
- Так ведь… снегу бы. Не сегодня – завтра будут морозы. Ежели не укрыть зернянку-то, как есть побьют.
Охотник взглянул в ясное небо, и его лицо тронула едва заметная тень раздражения.
- Вас что, вонючка искусала? – недовольно переспросил он. - Какие, к демону, морозы? Вся осень была такой теплой, что я и не упомню.
- Воглы летают низко уже третий день, - вмешалась молчавшая до сих пор женщина, поправляя меховой рукав. – Это к морозам. Надо укрыть поля пораньше. Ну, чего тебе стоит? Долю с урожая, как и договаривались… Там у тебя, сказывают, женщина проживает с недавних пор. Подумай – коли так, на следующую осень прибавится у тебя ртов. А там, даст Светлый, еще и еще… Остепенился ежели, так и думать про будущее больше должон, как муж, достойный перед Леем, что семьей отяготиться решил. Семейному в затворничестве не прожить, женке твоей смурно придется, как будешь прятать ее от людей и не велишь к прочим бабам-то ходить. А раз так – то сам мог бы посудить, чем своим-жешь помочь, а не ждать, что клянчить придут. Ты – нам, мы – тебе. Кажный раз так ломаешься, будто тебе оно всамделе в тягость.
Мужчины молчали, не перебивая сестру и, видимо, втайне одобряя ее связные речи. Ахивир морщился, слушая, но не перебивал. Выслушав до конца, тяжело вздохнул.
- Ладно, - через силу пробормотал он и, все-таки, опять оглянулся на дом. То, что его женитьба на прекрасной романке была делом решенным в глазах однопосельчан, неожиданно прибавила настроения. Похоже, все уже знали и ожидали этого события, и в этом свете оно могло свершиться гораздо скорее. К тому же, нежелание романки идти за него он измыслил сам, не перекинувшись с ней даже словом. Вполне возможно, девушка была просто скромна от природы и ожидала решительности от мужа, сама не смея показать своей привязанности ни единым взглядом.
Какой-то голос внутри тут же указал ему на полную нелепость предположения. Но Ахивир от него отмахнулся.
- Ладно, - повторил он уже не так хмуро. – Будет вам хоть дождь, хоть снег. Когда это нужно?
- Стало быть, ежели твоя милость будет еще и дождь сотворить – лучше прямо сегодня, под вечер, - снова вмешался старший брат. – Все ж последний ясный денечек. Перед зимой, то есть. А завтра, с утречка, уже и снежок. Но, ежели морозы ударят ночью – сам понимаешь…
- Я понимаю, - Ахивир склонил голову, глядя себя под ноги. – Но тогда и у меня будет просьба. Я… через седмицу-другую наберу шкур для твоей лавки, почтенный Нехтан. Хотелось бы взамен несколько мотков красного легонка – на наряд для жениха и желтого – для невесты. Милостью Лея, и в самом деле женюсь этой зимой.
- Конечно, мэтр, - младший сын старосты позволил себе понимающе усмехнуться. – Желтого у меня нет, но через две седмицы – точно будет. Самого лучшего для тебя, господин Дубовик.