— Ну, поскольку я уже был там, мне на самом деле нужно поймать хоть одну крысу.
— Ладно, я действительно иду по следам одного заболевания. Эта часть моей истории соответствует действительности.
— Нет, серьезно. В смысле, крысы? Безумие? Телесные жидкости? Что еще там может быть?
— Ох, ничего там больше нет.
Мы находились в квартире Ласи. Она пила чай с ромашкой и смотрела на реку; я отчищал отравленное арахисовое масло с подошв своих сапог, надеясь, что это занятие отвлечет меня от того факта, что на Ласи купальный халат. Крыса под именем Возможный Новый Штамм (ВНШ) сидела под дуршлагом, придавленным грудой журналистских учебников, и грубо выражалась на крысином языке.
Я поймал ВНШ наверху лестницы, схватил затянутой в резиновую перчатку рукой, когда она обнюхивала следы Ласи.
Ласи откашлялась.
— Ну так что — это террористическая атака? Или отбившаяся от рук генная инженерия?
— Нет. Просто заболевание. Обычного типа, но секретное.
— Хорошо. — Судя по ее тону, я был не слишком убедительным. — И что нужно делать, чтобы не подцепить его?
— Ну, ты уязвима, если практикуешь незащищенный секс или если тебя укусят и высосут немного крови.
— Укусят?
— Да. Типа бешенства. Оно, как известно, заставляет своего «хозяина» желать кусать других животных.
— Типа «Как мило, что придется съесть его»?
— Правильно. Каннибализм тоже симптом этого заболевания.
— Ничего себе симптом! — Она вздрогнула и отпила глоток чая. — А при чем тут крысы?
— В Министерстве здравоохранения и психической гигиены крыс называют «микробными лифтами», потому что они переносят микробы из канав туда, где живут люди, то есть наверх. Крысиный укус — вот, скорее всего, каким образом Моргана или кто-то другой здесь были инфицированы.
Я увидел, как ее плечи снова содрогнулись под купальным халатом. Пока я звонил Мэнни и просил его запереть центр здоровья, Ласи приняла душ. Видимо, она сильно терла лицо, потому что оно заметно порозовело, а от влажных волос все еще поднимался пар. Я снова сосредоточился на своих сапогах.
Когда я упомянул о крысиных укусах, она оторвала ноги от пола и подвернула их под себя.
— Итак, секс и крысы. Есть что-нибудь еще, о чем нужно беспокоиться?
— Ну, мы считаем, основываясь на исторических… данных, что, возможно, раньше существовал штамм, который инфицировал волков. — Я решил не упоминать о более крупных тварях, так волновавших Чипа, и, в частности, о той, которая заставила пол в подвале дрожать. — Однако, насколько нам известно, в наши дни популяция волков слишком мала, чтобы служить прибежищем для этого паразита. Значит, их можно не опасаться.
— Ну спасибо, а то я уже начала беспокоиться насчет волков. — Она повернулась ко мне. — Значит, это паразит? Типа клеща или чего-то в этом роде?
— Да. Это не похоже на грипп или простуду. Это животное.
— Какого типа животное, черт побери?
— Типа солитера. Оно возникает как крошечная спора, но постепенно растет и захватывает власть над всем телом. Изменяет мышцы, чувства и, что важнее всего, мозг. Превращает человека в безумного убийцу, зверя.
— Ничего себе! Это по-настоящему чудовищно и мерзко, Кэл. — Она поплотнее завернулась в халат.
«Да уж, не тебе мне об этом говорить», — подумал я, но не сказал ничего. Может, я и пообещал не лгать ей, но история моей болезни ее не касается.
— А у этого заболевания есть название? — спросила Ласи.
Я сглотнул, вспоминая различные названия, которые были в ходу на протяжении столетий: вампиризм, ликантропия, зомбификация, одержимость дьяволом. Однако ни один из этих старых терминов не сделает для Ласи легче восприятие проблемы.
— Технически паразит известен как Echinococcus cannibillus. Но, сама видишь, это слишком длинно, и мы обычно для краткости называем его паразитом, а тех, кто инфицирован, инфернами.
— Инферны. Интересно. — Она нахмурилась. — Так о ком мы говорим, что-то я не пойму? Ты ведь на самом деле не работаешь на город, правда? Ты из национальной безопасности или чего-то в этом роде?
— Нет, я работаю на город, как и говорил. Федеральному правительству обо всем этом не известно.
— Что? Ты хочешь сказать, что существует угроза распространения какого-то безумного заболевания и правительство не знает об этом? Бред!
Я вздохнул; может, это была не такая уж и хорошая идея? Ласи пока не знает даже основ — все, что я сумел, это до смерти напугать ее. Шринк прибегает к помощи внушительного отдела специалистов-психологов, чтобы разъяснить ситуацию новоиспеченным носителям вроде меня; у них на вооружении целая библиотека заплесневелых, но впечатляющих книг и прекрасная новая лаборатория, набитая различными приборами и вызывающими дрожь образчиками. Я же всего лишь бессистемно, дилетантски отвечаю на вопросы.
Я подтянул кресло и сел прямо перед ней.
— Я не совсем правильно объяснил тебе ситуацию, Ласи. Это не острое заболевание. Оно хроническое.
— Как это понимать?
— Это заболевание очень древнее. Оно долгое время является частью человеческой биологии и культуры. В четырнадцатом столетии оно чуть не уничтожило Европу.
— Постой, ты же говорил, что это не чума.
— Это не чума, да, но бубонная чума была его побочным эффектом. В четырнадцатом веке паразит начал распространяться от человека к крысам, которые только-только тогда перебрались из Азии. Однако на протяжении нескольких десятилетий человек не добился с ними оптимальной вирулентности, попросту убивая их. Когда крысы умирали, блохи переносили болезнь на людей-«хозяев».
— Прости меня, но какой во всем этом смысл?
— Ох, верно! Извини, я забегаю вперед.
Я стукнул себя кулаком по голове. Для меня последние шесть месяцев превратились в один уплотненный курс паразитологии; я почти забыл, что большинство людей не проводят свои дни, размышляя о конечных «хозяевах», иммунных реакциях и оптимальной вирулентности.
Я сделал глубокий вдох.
— Ладно, давай начнем сначала. История паразита уходит в глубину веков, еще даже до появления цивилизации. История людей, на которых я работаю, Ночного Дозора, тоже уходит в глубину веков. Мы существовали уже тогда, когда Соединенных Штатов не было и в помине. Наша работа — защищать город от этого заболевания.
— Делая что? Засовывая крыс под дуршлаг? «Отпустите меня!» — провизжала ВНШ.
— Нет. Находя людей с паразитом и занимаясь их излечением. И уничтожая их «семьи». В смысле, убивая крыс — носителей заболевания.
Она покачала головой.
— Это не имеет смысла, Кэл. К чему такая таинственность? Разве вы в своем отделе здравоохранения не должны просвещать людей насчет разных заболеваний, вместо того чтобы лгать им?
