– «Ах да-а-а… Я совсем забыл, что с нами страж Графит! Он не слишком торопится в строй, зато любит влипать в неприятности и даже находит время для подтирания соплей всяким паранормальным существам! Ну что же – вот тебе и твое первое самостоятельное задание!». Услышав это, страж пулей влетел в строй, но было уже поздно – злорадно улыбаясь, кентурион достал из седельной сумки странный амулет. Увидев что-то блестящее я сжался, вспомнив о золотой коробочке, но это был всего лишь большой, стеклянный глаз. Раскачиваясь на цепочке, он жил какой-то собственной жизнью и, вертясь, внимательно осматривал всех нас.
– «Это не честно!» – обиженно воскликнул Графит, сердито глядя на кентуриона – «Кентурион Дарк Скрим, Госпожа категорически запретила мне и близко подходить к…».
– «Но ты же подошел? И не просто близко, а очень близко. А обнимал ее кто?» – хохотнул кентурион. Остальные пегасы сдержано зафыркали. Медленно повернувшись к пегасу, с несчастным видом стоявшим крайним в строю, я негромко, но очень напряженно спросил:
– «Ты… меня… обнимал?»
– «Обнимал, обнимал! Да еще так ласково – я аж прослезился от умиления!» – хохотнул кентурион – «А уж запах твой ему как понравился, м-м-м-м…».
– «Ты… меня… еще и НЮХАЛ?!»
Теперь ржал уже весь строй, а об пунцовую морду Графита можно было зажигать спички. Не прекращая хохотать, кентурион вдруг бросил висящий на цепочке глаз прямо в грудь стоявшего перед ним гастата, метко попав тому прямо в центр нагрудника. С глухим стуком, амулет ударился о большой стеклянный знак, по-видимому, бывший эмблемой этого странного военного формирования – синий глаз с узким, вертикальным зрачком.
Раздался глухой щелчок, и на мгновение тьма окутала всю фигуру Графита, сделав его живым воплощением своего имени. Остальные пегасы отодвинулись и внимательно смотрели, как черные живые тени медленно сползают с осевшей на пол фигуры. Растворившись без следа, колдовство унесло с собой серую шерсть, кисточки с ушей и мышиные крылья – на полу, среди распавшихся доспехов, лежал нормальный, ни чем не отличающийся от других пегас. Его шкурка была черной как ночь, а взъерошенная, медного цвета грива топорщилась во все стороны лихим ирокезом. «Так вот как они получают свой внешний вид… А он и вправду Графит».
– «Теперь он твой ментор[18], Скраппи Раг. Учти, несмотря на то, что он всего лишь гастат – ему вручены все полномочия Ночного Стража… Даже если он находится «под прикрытием». Поэтому – друг друга не обижать, а задания, которые вы будете получать от нашей Госпожи или других стражей, – выполнять четко и безукоризненно». Поднявшись на ноги, Графит с горестным вздохом осмотрел себя, а затем вперил взгляд нормальных, но по-прежнему желтых глаз в своего командира. Посмеиваясь, стражи выходили из домика и неслышно взмывали в ночное небо. Задержавшись, кентурион Дарк Скрим обернулся и как-то странно посмотрел на нас. Стоя рядом друг с другом, на пороге домика, мы оба ждали каких-то инструкций или прощальных слов, но кентурион лишь взмахнул своими мышиными крыльями и присоединился к тройке подчиненных, быстро исчезнув в ночной темноте.
Проводив взглядом улетевшую четверку, я вновь повернулся к Графиту, грустно смотрящему в чернеющее зимнее небо, и угрожающе процедил – «Так что ты там говорил про мой запах?…»
Погода была просто великолепная. Солнце, легкий морозец, голоса множества гуляющих за окном пони и составленный на день план действий – все было против меня. Даже Графит, которому сами Богини велели бы отсыпаться после многокилометрового ночного марш-броска, был отвратительно бодр, разрушая в пух и прах мои робкие надежды поваляться в кровати, пусть даже и постеленной на полу.
– «Пор-ра!» – рычал пегас, вытаскивая меня за хвост из домика – «Какого сена меня приставили ментором к самому ленивому духу в Эквестрии?». Я отчаянно цеплялся копытами за любую выступающую часть отвратительно гладкого пола, но в результате все равно был выброшен из домика в самый глубокий и холодный сугроб. Вытряхнувшись из него, я был готов разорвать этого черного хама на мелкие кусочки, а остатки – сожрать, словно дикарь из племени Мумба-Юмба.
– «Ну все, ослина! Счаз кому-то станет больно!» – прокричав боевой призыв, я бросился в бой – «Никто не смеет обращаться со мной, как с глупой кобылкой!». Однако я на секунду замешкался, соображая, что только что вырвалось из моего рта, и это дало пегасу возможность со смехом отступить в сторону, открывая на моем пути заснеженный и крайне густой куст. В него-то я со всего маху и влетел. «Мдяяяя…. Что-то я стал чересчур вживаться в роль. Контроль! Тотальный контроль над головой и ртом!» – думал я, пока меня вновь, словно разбаловавшегося жеребенка, извлекали за хвост из куста. Подняв меня в воздух передними ногами, Графит стряхнул набившиеся в мою гриву мелкие веточки и снег, после чего отступил на шаг и принялся с любопытством меня рассматривать. «А силенки ему не занимать. Я ненамного меньше его, а поднял он меня безо всяких видимых усилий. Нужно будет вести себя аккуратнее, а то как бы мне самому не «прилетело»…»
– «Не дуйся, дух!» – весело фыркнул пегас – «А то твой вид кого угодно наведет на мысли о загробной жизни и переселении душ!».
– «Попробуй вякнуть про духа на пони – и я самолично тебя придушу!» – не слишком умная хохма, но вычурные остроты не мой конек, особенно – по утрам.
– «Ну посмотрите только на нее! А ведь еще вчера кто-то тут собирался развоплощаться, резаться, замуровываться… Уже не хочется?» – повернувшись, Графит вышел на городскую площадь и гордо пошагал впереди, оставляя меня следовать в его кильватере.
– «В данный момент мне хочется тебя прибить и закопать останки где-нибудь под зданием ратуши. Вот будет весело, когда у Понивилля появится свой дух, звенящий цепями по ночам!» – ну, чем богаты…
В такой легкой пикировке, мы поднялись по деревянным ступеням ратуши, недалеко от которой был припаркован наш домик. Самое большое здание Понивилля было выстроено в виде большой многоярусной башни, деревянные стены и широкие стрельчатые окна которой делали ее похожей на танцевальные павильоны екатерининских времен. Отворив тяжелую дверь, я замер от удивления, да так, что какому-то земнопони пришлось не слишком вежливо оттолкнуть меня с прохода.
Внутреннее пространство ратуши было огромным. Сложно сказать, что делало его таким – огромные окна, множество расположенных в шахматном порядке балкончиков или длинные полотнища разнообразных флагов, спускающихся до пола чуть ли не с самого потолка – но впечатление, которое производил зал ратуши, был… было… «Ух нихрена ж себе!».
