— Понятно, — сказал я. — Хотел предложить устроить в раю погром, но если так…
— Бесполезно, — подтвердила мои мысли Головастик. — Вот погром в аду — это уже лучше. Но вряд ли мы сумеем найти ад.
— Тогда что нам остается? — спросил я.
Головастик нервно передернула плечами.
— Ничего не остается, — сказала она. — Сидеть и ждать, когда Бомж допустит ошибку. Рано или поздно он ее обязательно допустит. А если не допустит — нам придется уйти в параллельный мир.
— И оставить Землю Бомжу на растерзание?
— А что нам остается? Да и не такое уж это и растерзание. Ну, не будет через двадцать лет прогресса, ну и что с того? Зато не будет войн, терроризма, наркомании… Я открою подходящий мир, мы будем им управлять, а лет через сто посмотрим, у кого это получается лучше — у нас или у Бомжа.
Я вспомнил мир, в котором началась моя инициация, и поежился.
— Нет, ту реальность я трогать не буду, — Головастик будто прочитала мои мысли. — Я постараюсь открыть мир, максимально похожий на Землю, только без Бомжа. Не знаю, насколько это реально…
Мне вдруг стало противно. Война еще толком не началась, а мы уже обсуждаем, что будем делать после поражения.
— Давай лучше не думать пока о худшем, — предложил я. — Давай попробуем еще немного побороться.
— Как?
Я пожал плечами.
— Ну, например… Найти толкового политика без религиозных заморочек, объяснить ему ситуацию, проводить на экскурсию в рай…
— И что это нам даст? — спросила Головастик. — Не забывай, дьявол — отец лжи. Никто не поверит ни тебе, ни мне. Как бы ты ни изливал людям душу, все будут думать, что ты их обманываешь.
— А по-моему, попробовать все равно стоит, — заявил я.
— Ну, попробуй, — безразлично сказала Головастик. — Хуже не будет.
Я вежливо кашлянул. Президент оторвал взгляд от компьютера, увидел меня и часто-часто заморгал.
— Не делайте глупостей, — поспешно сказал я. — Смотрите.
Я растворился в воздухе и сформировался вновь, уже за спиной президента. Заглянул через плечо и увидел, что гарант конституции изучает на экране компьютера вовсе не государственные тайны, а подборку анекдотов про себя.
— Нравится? — спросил я.
Президент вздрогнул и резко развернулся на вращающемся стуле. Его глаза прищурились, взгляд стал злым. На всякий случай я отступил на шаг назад. Вряд ли он в хорошей спортивной форме, но кто его знает… лучше не провоцировать.
— Я не причиню вам вреда, — сказал я. — Вы, конечно, можете вызвать охрану, но тогда я исчезну и появлюсь вновь, когда охрана уйдет. Мне нужно всего лишь поговорить с вами с глазу на глаз.
— Кто вы? — спросил президент.
В его мозгу шевельнулась очень резкая мысль, я воспринял ее и непроизвольно засмеялся.
— Нет, — покачал я головой. — Я не с другой планеты и не из другого времени. И не мираж, порожденный компьютерным разумом. Я… гм… в первом приближении меня можно назвать антихристом.
Я уселся на стул для посетителей и стал рассказывать свою историю. Говорить пришлось долго.
Президент слушал меня молча, сцепив зубы, наклонив голову и впившись в меня тяжелым взглядом. На протяжении всего рассказа он не задал ни одного уточняющего вопроса, он просто сидел и слушал. А потом вдруг спросил:
— У меня есть магия?
Я развел руками, почему-то почувствовав себя виноватым.
— К сожалению, нет, — ответил я. — В нашем мире талант к магии — большая редкость, прирожденные волшебники рождаются не в каждом поколении. Теоретически, вас можно научить нескольким примитивным фокусам, но… оно того не стоит.
— Я так и думал, — кивнул президент. — А ведь меня предупреждали о вашем визите.
— Бомж?! — воскликнул я. — Он и до вас уже добрался?
Услышав, как я назвал его любимого бога, президент поморщился. Неужели он верит искренне, а не только потому, что положение обязывает?
— Где вы солгали? — спросил президент.
— Что? — не понял я. — Я нигде не лгал…
Мой собеседник улыбнулся своей знаменитой хищной улыбкой.
— Не надо умножать ложь, — сказал он. — Я ведь ее чувствую, это профессиональное умение. Если хотите откровенного разговора, он должен быть откровенным с обеих сторон.
Я заглянул в мысли собеседника и улыбнулся.
— Хорошо, — сказал я. — Вы правы, я действительно сказал не всю правду. Но не потому, что хотел показаться лучше, мне, честно говоря, наплевать, что вы обо мне думаете. Просто есть вещи, о которых я не люблю говорить даже сам с собой.
Собеседник улыбнулся и кивнул.
— Мне нравится быть сверхчеловеком, — сказал я. — И когда я был вампиром, мне это тоже нравилось, хотя сейчас я вспоминаю о том времени с содроганием. А когда мы с Головастиком сражались против Бомжа, я почти не думал о судьбах мира, я больше беспокоился о своей собственной судьбе. Я — законченный эгоист, меня мало волнуют высокие материи. Чаще всего мне наплевать на других людей, во всем мире едва ли наберется пять человек, которые были бы мне по-настоящему близки. Но я не люблю вести себя по-свински, я не люблю творить зло только потому, что мне так захотелось. И я всегда держу свое слово.
— Всегда? — хмыкнул президент.
— Ну, почти всегда. Пока еще я ни разу не отказывался от обещаний и не собираюсь нарушать это правило без веских причин.
— Спасибо за исповедь, — серьезно сказал президент. — Я имел ввиду немного другое… но теперь это уже неважно. Будем считать, вы меня убедили в своей искренности. Следующий вопрос: что вам от меня нужно?
— Консультация, — сказал я. — Мы, боги, могущественны и почти всесильны, но в интригах и тайных войнах мы полные профаны, а вы в этих делах собаку съели.
— Ну, так уж и собаку… — проворчал президент. — А что мне за это будет?
— Вы имеете ввиду вознаграждение?
— Да. Допустим, я разрулю ситуацию, что я за это получу?
— Вы на самом деле верите в бога?
— В кого я верю, а в кого нет — это мое личное дело, — отрезал президент. — К теме наших переговоров оно не имеет ни малейшего отношения. Что вы мне можете предложить?
— А что вам нужно?
— Ответная услуга. Какая конкретно — пока еще сам не знаю.
— Золотая рыбка? — улыбнулся я. — А почему только одна услуга, а не три?
— Можно и три, — улыбнулся в ответ мой собеседник. — Договорились?
— Договорились, — сказал я и мы пожали друг другу руки.
— Никогда еще не заключал сделок с дьяволом, — пробормотал президент.
— Я не дьявол, — уточнил я. — Я ведь рассказал свою историю.
