сопровождении двух самых сильных и верных вам солдат из города по направлению к становищу людей (карта прилагается в конверте). Ради безопасности вашей жизни и жизни вашего брата, постарайтесь, чтобы никто ничего не знал, о вашем отбытии из Эолиса. В случае отказа, мы вынуждены будем ценою собственных жизней проникнуть в город и силой вывести вас из него, чего искренне не желаем. Встречаться в Эолисе не
безопасно.
За сим остаюсь вашим преданным слугою".
Далее торопливым женским почерком было подписано:
" Сари, прости, что нам приходится так поступать с тобой, но другого выбора у нас нет".
Сорокамос перечитал письмо три раза. Его не смущали ни тон, ни тема. Единственное, что он понял из письма: Аланка жива. Герцог принялся расхаживать по кабинету, ему казалось, что он поступает недолжным образом, что, получив такое письмо, стоит проигнорировать его, а может быть и найти шутника, который послал его. Но возможно им овладела жажда действия, скопившаяся за время апатии, может быть, им двигало любопытство. Во всяком случае, он, немного подумав о грозящей опасности, стал собираться в дорогу. Сорвав с крючка дорожный темно-зеленый плащ, украшенный по вороту золотым шитьем, он накинул его и бросил взгляд в зеркало. Тщательно прикрыл плащом свои приметные крылья и надел в тон плащу берет с коричневым пером.
"Уместно ли будет эдаким щеголем?" — подумал он.
Письмо, которое он выпустил из рук, теперь снова нестерпимо жгло ладони. Он крадучись вышел из своего кабинета и запер дверь. Недолго он стоял в нерешительности, думая
спускаться ли ему по главной лестнице или рискнуть пройти по лестнице для прислуги. Он торопливо сбежал по главной лестнице, таясь от охраны и патрулей на улицах,
Сорокамос добрался до ворот своей резиденции. Далее он мог не волноваться, что его узнают, не многие знали его в лицо. Но вот на крепостной стене… Невозможно пройти за нее, не назвав своего имени. По его же повелению никого из города не выпускали. Думая об этом, Сорокамос шел к Западным воротам, где было тише всего. Разбойники не успели расположиться там. Подойдя к ним вплотную, Сорокамос решил подождать и выйти
из города затемно, и свернул в таверну неподалеку. В более-менее чистом зале таверны он сел за самый дальний столик в углу. Он еще и еще перечитывал приписку к письму, рассматривал ее каждую закорючку. Над его ухом кто-то кашлянул. Сорокамос поднял взгляд, возле его столика стояла сухопарая девица с соломенными волосами, красным лицом и черными от сажи крыльями, рабочая роба была грязной, но фартук сиял белизной и похрустывал при движении.
— Будете что-нибудь кушать, барин? — спросила она.
— Нет, спасибо, — бросил Сорокамос и отвернулся к окну. Он торопил солнце, которое лениво ползло к закату.
Внезапно перед Сорокамосом возникла кружка.
— Что это? — поднял глаза принц.
— Эль, барин. Самый лучший Эолисский эль. Говорят, мессир герцог Эолисский очень любит его.
— А вы его знаете? — со странной улыбкой спросил Сорокамос.
— Нет, барин, — улыбнулась официантка.
Сорокамос смотрел то на нее, то на кружку эля. Но вдруг остановился на ее лице. Красное лицо ее напоминало лисицу, узкое лицо, чуть вздернутый нос, тонкие губы,
раскосые глаза, глаза цвета осенней листвы. На них Сорокамос и остановился. Где-то он уже видел такие глаза, и похожее лицо, столь же тревожные черты.
— Как тебя зовут? — спросил Сорокамос, знаком приглашая ее сесть.
— Маргия.
— Да сядь же ты! — махнул рукой герцог.
Маргия села напротив него с покорством и удивлением. В голове Сорокамоса вдруг отчетливо закричал детский голосок: "Окосу не можно!". Принц вздрогнул, руки его
похолодели.
— У тебя есть братья или сестры? — спросил Сорокамос.
— Нет, барин. Сын есть… Был… — она смешалась и замолчала.
— Он пропал? — удивился Сорокамос. Трактирщице на вид не было и двадцати.
— Да, барин, — удивилась Маргия.
Сорокамос побелел. Он все понимал, но не верил в такое совпадение.
— Когда он пропал?
— А вот когда у Северных ворот палить начали. Он у меня юродивый, а двоюродный его дядя в штабе служит, приютил бедолагу, при себе держал. Окос с ним был в то время.
Голова Сорокамоса кружилась, сказать ей, что мальчик умер? Но как?
— Я был с ним тогда, — против воли заговорил герцог.
Маргия подалась вперед и вцепилась в него взглядом.
— Я пытался спасти его, но, к сожалению…
Маргия встала и поклонилась ему.
— Спасибо вам, барин, я не знаю вашего имени…. Но, если вы сможете указать, где я могу поплакать о нем, — говорила Маргия деревянным голосом, в глазах стояли слезы.
Однако Сорокамос отметил некоторые нотки облегчения.
— Пойдите в мэрию, на главную конюшню, скажите, что вы мать мальчика, и вам отдадут его тело, — Сорокамос поднялся, не в силах далее оставаться в трактире. Он отцепил
брошь с изумрудом, скреплявшую плащ, и завязал его на простой шнурок.
— Это тебе, Маргия. И прошу тебя, помолись за меня.
Маргия стояла, открыв рот:
— За кого помолиться? — прошептала она, не сводя глаз с изумруда.
— За принца, пока у нас один принц, — стесняясь себя, пробормотал Сорокамос, — помолись, но молчи, что видела меня когда-либо, — вкрадчиво сказал он и поцеловал Маргию в лоб. Сорокамос вышел, и долго гулял вдоль крепостной стены, достаточно далеко, впрочем, чтобы не привлекать излишнего внимания. Он все никак не мог придумать, как можно
нарушить собственный запрет, не называя своего имени. В сумерках, Сорокамос заскочил в какую-то забегаловку, написал записку, поставил на нее свою личную печать и довольный самим собой направился к крепостной стене.
— Гонец от принца, — постучал Сорокамос в дверь, при небольшом флигеле.
Открылось маленькое окошко.
— Почему без лошади, гонец! Куда донесение? Как звать?
— В Сорос, — без запинки отвечал Сорокамос, — По указанию принца до Сороса вынужден идти пешком. Гонец Окос Маргиан к вашим услугам.
За дверью помолчали.
— Почему я тебя не знаю? — недоверчиво спросили, наконец.
— Я местный слуга его светлости. Гонцов не хватает, и герцог поручил это дело мне.
— Почему не военной почте?
— Дело личного характера, оно касается поисков невесты его светлости.
— Хорошо, — засовы заскрепели.
— Его высочество советовали мне просить вас выделить двух самых лучших солдат с вашей стены, гвардейцев или собственных охранников он выделить мне не смог.
— Есть только лучник, — отрезали из-за двери. Дверь раскрылась. Сорокамос вошел в маленькое помещение, где его встретил усатый сержант.
